Священная охота Раха называется «г’ьынуши цог данме». Самец натирает свою шерсть жиром, подрезает собственные резцы и прижигая хвост раскаленным углем, отправляется в глухую пасть охотничьих пещер. По правилам – охотники всегда идут восьмерками, не больше и не меньше. Четверо держат когти мойр, четверо – костяные копья. Данму поют и веселятся перед долгим циклом Отсутствия, но вне своей колонии хранят священную тишину выслеживая добычу.
Повезет тому, кто поймает многоглаза или крепкого гэрра, злобного мясистого жука, которого можно есть долго. Если же охота сложится плохо, и у Раха случится тёмное настроение, охотники угодят в гнездо скрипучих гашей или в сеть восьминого, - их пожрут ужасные призраки мора'а или придут гнойные мойры и заберут охотников в свои оскверненные глубины.
Судьба может сложиться как угодно и крысам неведомо куда приведет их путь…
Ратор, сдерживая свое горячее дыхание споро обежал окрестности здешних опасных коридоров. С поверхности воняло трупчиной и гарью, - шустрый крыс сунул нос в один из боковых тоннелей, оттуда пахнуло горькой и вечной смертью, протягивающей свои лапы к горячему сердцу маленького воина. Данму бросился прочь прижав уши к голове. Шум мертвых механизмов, голоса мертвых крыс – узкий коридор вел слишком глубоко…
Еды не было. Валялся под ногами мусор, сохлые костяшки и черепки, панцири мертвых жуков и перья летающих на поверхности уродов. А потом данму почуял сырость, почуял запах воды булькающей неторопливо и гнилисто. Капли разбивались о землю просачиваясь с поверхности. Там в грязи, тускло алея извивалась кучка бордовых червецов. Мелких и жирных зверей, горьких но сытных. Перво-наперво данму набил этой простой добычей свой собственный желудок, не забыв вознести молитву Раху. Сладковато горький вкус. Приятная сырость в желудке. Хорошая работа для зубов! Черви извиваются и исходят слизью. Много их было да мало осталось. Данму нужны силы. Стоит ли делиться добычей с презренной нуш? Поедая слизняка за слизняком, шустрый данму понял - если он съест их всех, сил его хватит на долгий опасный пусть дальше; если разделит и отнесет часть своей добычи нуш – требовательный голод со временем снова придет в желудок. А чем выше забираются г'ьыну, тем меньше добычи они сумеют отыскать.
Данму ушел, а Безымянная осталась. Музыка. Властная, сильная, правильная. Содрогается зеленый огонь в своем котле, выплясывают тени на круглых стенах большого тоннеля. Странно и красиво, будто во сне. Такхьём струится по венам. Болит глаз, вытекает горькими слезами – крыса уже не сможет им видеть. Но это не важно…
Только музыка важна.
…Крысы бьют в барабаны и сдирают кожи со своих пленников. Сердца крыс звучат громко и требовательно – бом, бом, бом. А здесь, иное…Такую музыку могут творить умные пальцы, такую красоту могут расслышать мудрые уши. Большое бугристое тело блестящее сталью, уродливая голова на тонкой нитке несуразной шеи. Том-том-том, механические звуки. Из пасти вырываются клубы зеленого дыма, а глаза мерцают нездешним глубинным огнем.
Будь Безымянная прежней Рысой, она бы сейчас испугалась и скорее всего рванулась бы во тьму вопя от страха. Но теперь Рысы нет – есть только Иная. Она может дойти до конца. Она не испугается и не повернет. Иная идет к Раху.
Иная почуяла впереди мойру. Огромную. Древнюю.
Чудовище из старых и страшных сказок творило прекрасную музыку где-то впереди...