Колыхается толпа живым морем. Сдавливая грудные клетки, похрустывая костями, повизгивая - топча друг друга и ломая хребты насмерть. Разносятся слова Ратора над этим тысячеглазым монстром, прерывая возмущеный клик - Докху. Докху. Докху!!!
Живут слова в горячем воздухе общей норы, но Ратора нет и Рысы тоже. Нет панциря многоглаза и волшебного котла тоже нет. Только хитрый Тлуокка Ками поет свою длинную песню. Что для него эти два г'ьирни? Сколько стоят их простые жизни? Тлуокка Ками улыбается гнилой улыбкой:
- Приведите недостойных пленников. Так устроим же Кровавые танцы! Да расцветет Кхъём!
Тлуокка тянет время. Точит ножи и крюки, раздувает зеленые угли. Неторопливо разогревает железо. Сколько жизней будет стоить жизнь Ратора и Рысы. Кто знает? Плевать старому жрецу на двух крысят. Но Надежда...Надежда это великая вещь. Кто-то же должен позвать на помощь.
Н.а.д.е.ж.д.а.
Дрожат от страха и молят о пощаде напуганные пленники, им глупым невдомек, что у всего есть своя цена. Что жизнь их взвешена, что души признаны годными. Только кровь может открыть дорогу двум посланникам, только кровь может выкупить милосердие Раха. Кровь может задержать стражу. В конце-концов.
...Грустно Тлуокка Ками, убийства давным давно приелись старому больному жрецу. Забраться в тесную нору, лечь и умереть скрутившись клубком, дать своим гнилым костям роздых. Чтобы не страдать. Не быть. Не мучиться дальше. Но такхьём определяет иначе.
- Рах, пощади гонцов ибо мы вымираем!!! Выложи их дорогу своей шелковой шкурой. Дай им воды и мяса щедро. А когда придут они в тоннели мертвых, когда почуют красное безумие и ослепленные падут ниц, сокрушенные страшным величием древних. О Великий Рах, в этот миг сомнения, убереги двух г'ьырни от призраков мор'аа. Ибо выступят из темноты мор'аа и придут пилить горячие души двух напуганных крыс, ржавой пилой...