Старик умер. Тихо так отошел. Сердце, наверное.
Слова Неведомого в ушах отдаются колокольным звоном. Тяжелые такие, ухают как камни, в колодец роняемые.
Слезы вдруг на глаза навернулись. То ли скорбь по старику незнакомому, то ли обидное осознание собственной глупости и бессилия.
— И не повторяй.
Буркнул тихо, губами шевеля. Кулаком по глазам мазнул, слезы сгоняя. Рюкзак на плечо закинул, развернулся резко и пошел к дверям автобусным, не обращая внимания на удивленные взгляды пассажиров и сосредоточенно глядя перед собой.
Кто-то, наверное, скорую вызовет сейчас. А может, и милицию.
Шаг, другой. Спинки сидений обшарпанные с поручнями потертыми. И глаза детские, совсем бесстрашно и наивно-любопытно глядящие через поручень то на Кастуся, то на старика, за спиной оставшегося.
Щелкнуло что-то в голове вдруг.
Развернулся так же резко опять. И наконец посмотрел в упор на то, что ворвалось в его жизнь несколько минут назад.
Вдохнул, воздуха набирая.
— Вот твоя Звезда.
Сказал громко, уже не обращая внимания на окружающих, и кулаком себя в грудь стукнул. Там, где сердце все еще бъется.
— В человеке каждом она есть. Богом дана. Мою забери, коли нужно тебе. А их, — руками повел, пассажиров всех охватывая, и чуть задержавшись на ребенке, — не трожь.