Яблоко на голове манекена лопнуло, уступив тупоносой пуле "Дум-Дум" из револьвера и раскидав мякоть по подсвеченному интерьеру, имитирующему забегаловку времен освоения американского фронтира. "Бешеный Гарри разносит салун" был любимым народом аттракционом не зря: человек льнет ко всему сильному и смертоносному. Хищники, стихийные бедствия, оружие - все это притягивает человека, как огонь манит бабочек. Обыватель весьма не прочь посмотреть, как что-нибудь (или кого-нибудь) расстреливают из пистолетов, рейтинги боевиков не соврут. Игорю вообще думалось, что зрители ходили на эти шоу только ради него и его мастерства обращения с револьверами. Не ради же скучнейших (по его мнению) сценок из жизни Дикого Запада, вроде драки с индейцем на улице (индеец предсказуемо навешивал всем люлей - ещё бы, если индейца играл Артемьевич, худрук) или объезжания "мустанга", довольно пофигистичного коня донской (или донецкой, не разбирался Игорь в сортах лошадей) породы, специально для этих целей вывозимого с какого-то из конезаводов за несколько километров отсюда. С конем у Игоря вообще были свои счеты - шоу, дабы не слишком растягивать, ограничивали одним "большим" номером - или мустанг, или трюковая стрельба под открытым небом. Пальба по бутылкам в пулевом тире, замаскированном под салун (ну не бывает у салунов стен из бетонных блоков, хоть ты тресни), приносила гораздо меньше удовольствия - и ему, и зрителям, так что коня Игорь тихо ненавидел и желал тому скорейшего путешествия на мясокомбинат.
Обычно стрельба по бутылкам на полках и манекену не приносит и толики того удовольствия, которое приносит что-то действительно сложное, вроде стрельбы по летящей цели. А если ещё и с выхватом, то и вовсе гвоздь программы, публика ликует, начальство довольно. Сегодня все было иначе.
Весь остаток вчерашнего дня Игорь не находил себе места, словно наркоман, алчущий дозы, словно голодающий, словно калека, которому только-только отняли руку, мучимый фантомными болями. Когда в его руках оказался пистолет, все пришло в норму, даже более того - Игорь никогда не чувствовал такого счастья, такой эйфории. Лучше, чем секс. Черт, лучше, чем влюбленность! Наверное, так чувствует себя прозревший слепой, когда получает возможность видеть мир - краски до боли ярки, образы, как поток, заполняют пустоту, оставленную годами тьмы...
Говорят, хороший стрелок чувствует оружие своим продолжением. Игорь чувствовал "Вессон" своей неотъемлемой частью, словно он был ещё одной конечностью, ещё одним органом чувств. Ему не нужна была мушка - рука и мозг работали в полном унисоне, даже сейчас, крутя револьвер на пальце, он каждый миг знал, куда попадет пуля, если он прямо сейчас остановится, вскинет оружие и выстрелит, не целясь. У него не дрожали руки - то есть вообще, как будто в них не было пульса. Он целую минуту держал револьвер перед выступлением на вытянутой руке, целясь в одну точку - и мушка не сдвинулась ни на волосок за все то время. С ним что-то было не так - он каким-то образом стал действительно богоподобным стрелком!
Первой жертвой пал ряд в шесть бутылок - он разбил их меньше, чем за секунду, выхватив револьвер и выпустив весь барабан от бедра. Он ещё тогда пошутил, мол, похоже, сегодня мой счастливый день. Дальше был выстрел в игральную карту - дырка была точно в центре, он "отстрелил тузу его пику". Потом снова бутылки - которые он расстрелял, стоя к ним спиной и целясь по памяти - обостренное восприятие реальности помогало воспроизвести комнату и его положение в ней в мельчайших деталях. Дальше был выстрел в монету - с меньшей дальности, но все равно толпа была впечатлена. А ему хотелось вызова, хотелось драйва. Бог меткости, внезапно пробудившийся в нем, требовал жертву адреналином и овациями. Черт с ними, с правилами, с безопасностью. Пока он на стрельбище, он непогрешим и всемогущ. Он может сделать любой выстрел, даже невозможный. Вильгельм Телль мог сбить яблоко с головы человека из лука - а Игорь Луговой и его револьвер лучше, чем он.
- Сдается мне, этот ублюдок - кивнул Игорь, который был для толпы Бешеным Гарри, в сторону манекена, изображающего бармена, забившегося в темный угол, - наложил бы в штаны, не будь у него задница из дерева. А среди вас есть те, кто не наложит на его месте? Держу пари, что нет, - и с вызовом обвел взглядом аудиторию. Люди шептались, переглядывались, казалось, вот-вот найдется кто-то достаточно смелый или глупый, чтобы согласиться. Вот парочка - девочка, низенькая и очень миленькая блондинка шепчет что-то на ухо склонившемуся к ней долговязому мажору, кажется, даже слегка подталкивает его. Парень, кажется уже решился... когда в дверном проеме возникает страшное лицо худрука, которое тут же принимает отрешенное выражение. В нем умер великий актер, в этом псевдоиндейце. Что он, интересно, тут забыл?
- Хао, бледнолиций, нужно перемолвиться с тобой парой слов, - сказал Артемьевич обманчиво спокойным голосом, и только едва заметное подрагивание перьев головного убора вождя выдавало, что скрывается за маской невозмутимости. Как только они отошли от толпы, Артемьевич схватил его за плечо, сдавив до боли, и зашипел:
- Ты что, бухой или упоротый? Ты что делаешь? Нашелся мне тут, блин, Робин Гуд. Ты что, я тебя спрашиваю, творишь?!
- Слышь, Артемич, я знаю, что делаю, и знаю, что не напортачу, - тихо, но с твердой уверенностью и нетерпеливостью проговорил Игорь, глядя прямо в обещающие ему все семь казней и Рагнарёк в придачу глаза худрука, - Если все сказал - я пошел обратно.
- Через мой труп, - голосом, вышедшим за любую представимую грань гнева и оттого звучащим холодно и безучастно, оборвал его Федот Артемьевич, - Никакого "обратно". Прямо сейчас сдашь патроны и свалишь домой. Будешь пока за свой счет. Потом, как перебесишься, принесешь мне - лично мне - справку от психиатра, что ты адекватен, и только тогда я тебя допущу до выступлений. Или так, или Петр Гарунович узнает о том, что ты чуть зрителя не пристрелил. Вот прямо сегодня. Понял?
- Понял, - Видимо, нет таланту его уровня тут места. Патроны он отдал прямо тут в руки Федота Артемьевича, и, не прощаясь ни с кем, ушел домой.
-------------------------------
О чем он думал, пока добирался до дома? Его снова посетила одна из его старых и довольно странных тогда мыслей. Бывает, что люди не могут работать, потому что болеют, поранены или просто сил нет - это называется инвалидность и все это знают. А как называть то состояние, когда человек чувствует в себе силы свернуть горы, спасти мир и двинуть человечество на столетие прогресса вперед? Наверное, гипервалидность. И в этом состоянии гипервалидности тоже ведь не поработаешь - все должно казаться мелким и несущественным по сравнению с тем, что ты можешь сделать, на что есть силы и возможности?
А сейчас у него как раз такой вот отпуск по гипервалидности. Что он будет делать? Он пока не решил. Но уж точно не палить по бутылкам.
---------------------------------
- Бро, мегановость - я походу стал супергероем! - вся фраза была пропитана ликованием, с которым обычно говорят о получении Нобелевских премий, военных победах и спортивных рекордах. Он был рад просто до визга, как девочка-фанатка, до руки которой дотронулся очередной подростковый идол. Восторг и ликование. Все, что он чувствовал сейчас, даже несмотря на то, что его так беспардонно сбили на взлете. В конце концов, его ствол и патроны все ещё были при нем. Жизнь имела все шансы стать прекрасной.