Почесал зудящее место укуса на шее, запоздало отмахнувшись влажной от пота ладонью. Москиты. Змеи. Это не то, о чём он думал. Не то, что представлял себе, сидя в закрытом «боксе», словно не распакованный комод.
Покрасневшими глазами Джон оглядывается по сторонам. Вздыхает, отгоняя от лица тёплый воздух, но тот жаркими потоками хлынет обратно. Знойно. Он уже вспотел – и от нервов, и от жары.
Блестит на солнце его измученное лицо. Даже подумать не мог, что перед самым началом может стать так плохо. Крики и звон металла. Скрип пенопласта по камню. Маленькие морщинки сбегаются вокруг серых глаз, стягивают паутинкой лоб, обводят контуры подбородка и губ. Блестит старая, чёрная щетина. Он несколько раз сглатывает сухую слюну, чувствуя, что во рту всё пересохло. Привкус желчи в гортани. Он чувствует себя больным.
Крепко сжимая в правой руке энергоплеть, Корицын неподвижно стоит на месте, с отрешенностью слушая сухие слова судебного заседателя. Не кивает. Не моргает даже, медленно блуждая по арене утомлённым, раздражённым взглядом.
Не слушай. Не чувствуй запахов и вкусов. Соберись. Прохладная «ручка» прибавляет мыслям уверенности. В руках Джона есть мощь, сила. Никогда в жизни она не давалась ему в таком виде, в каком предстала сейчас. Реальная и жестокая. Она может убить? Может. И сегодня она убьёт. В его руках – сила Смерти.
И он смотрит на своего соперника. Друга? Нет связи в мире ближе, после связи человека с Гармонией, чем узы борьбы за выживание. Понимая это, понимает Джон и то, что, в сущности, не волнует его ни Х-малярия, ни москиты, ни царящее кругом пекло, ни стекающий по лицу пот или слабость. Сейчас он должен бороться за всё это, за право быть уставшим, слабым, больным и ничтожным, за право ощущать укус кровососа, за право пить ржавую воду и дышать грязным воздухом. Пускай он заболеет. Пускай сляжет в больницу на долгие годы. Он хочет всё это чувствовать. Джон хочет быть чем-то, когда наступит завтрашний день.