Вода серебряно смеялась в темноте, лишь изредка ловя отблеск звезд. Ручеек намыл себе небольшой овражек, вода уже спала после весеннего половодья, и теперь удобно устроился на дне, звук текущей воды порождал небольшое эхо. Ручей был уверен, что никто не полезет в воду в начале июня, и можно звенеть себе под звездами, потихоньку сдвигая кажущиеся неподвижными камни двигаться вместе с ними вниз, к шумным рекам, ловящим луну озерам, и дальше, к морю. Местечко получалось правильным, хотя в первый момент Даниэле и показалось, что близковато к жилью. Конечно, город – это громко сказано, но все же. Однако Исмем, оттирая руки остро пахнущей тряпочкой, посоветовала это место как подходящее. Да, близко к городу, но тот в основном норовил разрастись вширь, в долину, не стремясь вскарабкаться на подмываемый водой склон невысокой горы. Сейчас, на повороте луны в другую фазу, было самое время собрать цвет, набравшийся сил войти в лето. Наука о травах, что тянутся из земли к Солнцу и Луне, не уставала удивлять многообразием своих оттенков. Как и сама Исмем, которая решительно отказывалась поддаваться какой-либо классификации. Не молодая и не старая. Не девчонка, занятая поиском, не замотанная мамашка, не отдавшая предпочтение карьере упрямица. Не качок, но просто на то, как женщина двигается, можно было смотреть и смотреть – линии стройные, округлые, но выдающие силу…. Эх, да что там говорить, Исмем поражала сама по себе, а уж ее мастерство в Ремесле… Ремесло и само по себе способно было перевернуть с ног на голову (или все-таки с головы на ноги?) все представления о мире. На потаенных, укрытых от ветра среди скал, террасках Исмем царил горячий, дурманящий аромат всевозможных трав и цветов. В отличие от современных фармацевтов, которые интересовались только концентрацией действующего вещества, Исмем прислушивалась к растениям, знала их предпочтения и капризы, слушала их советы. И растущие на земле в ответ одаривали стократно, настойки и зелья жили, дышали, творили куда больше, чем полагалось бы им по представлениям мира науки и логики, мира Патриарха.
И вот сейчас, когда час Быка готовился передать сонный мир часу Тигра, на юго-восточном склоне горы, над текучей водой, Даниэла рисовала на своих ладонях знаки травяной краской. От краски исходил горьковатый, острый запах, почему-то напоминающий о днях рождения. Старательно воспроизведенный узор на левой руке уже подсох, на правой же пришлось рисовать, зажав кисточку в зубах. Хорошо еще, что знак не был слишком уж хитровышитым. Травы вокруг русла ручья серебрились в свете луны , можно было рассмотреть каждую травинку, а лес стоял черным частоколом. Все условия, время и место были соблюдены, подготовка была закончена. Осталось нанести несколько последних штрихов, и ждать, повторится ли на этот раз чудо. Оно было необычайно прихотливым, но от этого еще более манящим, иногда осыпалось в руки пыльцой, иногда заставляло себя ждать, зрея вместе с настоем, иногда пробуждалось только с первым глотком. Да, ожидание чуда тоже было частью Ремесла.
И вот, лезвие серпа поймало лунный свет, эхо, порожденное нараспев произнесенной фразой, подхватил и пронес дальше ручей. Нежно, но одним неизбежным движением, арун срезала первую гроздь.
И в этот момент мир покачнулся, расплескав серебро Луны, которое на мгновение разлилось почти нестерпимым светом. Несколько раз с силой зажмурившись, прогоняя поплывшие перед глазами темные пятна, Даниэла не сразу поняла, что эти пятна ей не видятся – серебро трав на поляне было испещрено небольшими пятнышками, черными в лунном свете, но очень знакомыми аруну. Казалось, чуть не на каждой травинке выступила кровавая слеза. Травы клонились под неощутимым ветром, и по склону побежала дорожка из плачущих кровавыми слезами трав, побежала к темному пятну на серебре заросшего травами склона. И снова все поплыло, лунное серебро сменилось золотом, вместо аромата лесных трав в нос ударил запах садовых цветов, и среди этого сияния и запаха Даниэлла увидела женщину, чьи руки заботливо ухаживали за цветами, что тянулись, ласкали ее руки. Но лицо женщины выглядело изможденным, а на землю капали темно-алые капли… И вновь луна, темная дорожка… мимо пятна цветника… мимо мостика… огни городка наплывают, но дорожка тянется мимо…к пятну совсем другой тьмы, тьмы где что-то лязгает и хрипит, темная тень, притаившаяся среди сонного тепла. И голоса. Их тысячи, но они так тихи, что их нужно очень много, чтобы хотя бы разобрать слова. Слово. Только одно. Помоги, помоги, помоги, помоги…
Лунное серебро отхлынуло, так же внезапно, как и накатило. Даниэла стояла там, где лес наступал на поросший разнотравьем склон, под ногами звенел невидимый ручей, у подножья светился городок, а дальше ,уже почти у дороге на серебре трав действительно виднелось темное пятно. От этого пятна вела дорога мимо небольшого мостика, и арун знала эту дорогу, будто ходила по ней с детства. Знала, где нужно пригнуться, чтобы избежать низко весящей ветки, где в нос ударит запах мусора, знала, где на дороге появится кот. Никогда не виденная дорожка была рельефней, реальней любого воспоминания.