Не в силах совладать со своими привычками, в это утро Нуар так же проснулся, чуть свет. Ему невдомек было, как можно терять большую часть дня в постели, что с такой легкостью практиковала большая часть семейства Тинтур. Хотя, возможно, к такому распорядку он бы быстро привык, не имея обязанностей, но обладая огромным состоянием.
Каждое утро, его главная "обязанность", просыпалась довольно поздно. Не имея больше никаких других дел в доме, мужчина с удовольствием взирал на то, как копошатся слуги, наслаждаясь своим более высоким положением. Иногда, правда, безделье по утрам все же удручало телохранителя, отчего он посвящал свободные минуты тренировкам, но последние дни стали исключением: чертова жара утомляла неимоверно.
Это утро, как и многие другие, было чертовски скучным, и бесконечно долгим. Сидя в своей комнате, Аксидий настойчиво следил за тенью от стула, ожидая когда та, наконец, коснется кровати. За четыре года, он уже успел отметить, что комната леди Тинтур оживала именно в тот момент, когда солнце было в необходимой для этого точке. Сегодня же, к привеликому удовольствию бастарда, она проснулась даже раньше.
Звон, призвавший Грету, заставил мужчину с наслаждением улыбаться, предвкушая новую встречу. Не торопясь, он стал приводить себя в порядок, чтобы к своему выходу вглядеть вполне респектабельно и внушительно. Довольно часто потешаясь над любовью аристократов прихорашиваться, он и сам, с недавних пор, приобрел подобную привычку, стараясь соответствовать своей подопечной. Хотя, чего уж там... Чем ярче светит солнце, тем чернее тени. А леди Тинтур была поистине ослепляющей особой, рядом с которой Нуар лишь оправдывал собственное имя.
Его выход затянулся ровно настолько, чтобы Эния успела одеться. Ох уж эти благородные... Даже простое одевание, они превращали в целый ритуал. По привычке загадав, что же девушка одела сегодня, Аксидий возник в проходе, с неудовольствием отметив, что Грета еще не ушла. Однако, все его негодование по этому поводу, а так же досада от того, что с цветом платья он не угадал, улетучились в тот миг, когда леди Тинтур вошла в поле его зрения...
Прекрасна, как всегда.
Настолько обворожительна, что, казалось, сама являлась украшением, нежели надетые на нее платья. За подобное появление ей можно было простить все: и долгие переодевания, и любовь к длительному сну. Аксидий получал немало удовольствия от мысли, что каждое утро, он становился первым мужчиной, кто мог оценить миледи, во всей ее красе. Но самое поразительное было то, что это был далеко не самый блистательный ее образ...
Уже с утра Эния была в приподнятом настроении, сулившем превратить этот день в праздник баловства. Как восторженный зритель, Нуар в такие моменты старался даже дышать как можно тише, чтобы, не дай бог, не испортить ее великолепное выступление.
Негодуя от собственной ловкости, он довольно быстро расправился с ожерельем, даже не коснувшись нежной кожи прекрасной аристократки, и отступил назад, с удовольствием оценивая больше ее изящную шею, нежели плоды собственных трудов. Усилием воли удалось остановить руки, желавшие прикоснуться к ее обнаженной спине, и с еще большим усилием он отвел взгляд, боясь лишиться остатков контроля.
Нужно было быть сухарем, чтобы даже на миг не восхититься энергичности и яркости этой особы. И вся ирония в том, что их брат Гектор был как раз, тем еще чурбаном. Чем громче и ярче была Эния, тем мрачнее и тише становился глава семейства.
Протянутый бутерброд был некстати - Аксидий успел уже плотно поесть, но отказать он не мог, ведь это было частью представления. Кормить телохранителя с господского стола - Эния знала толк в проказах. Приняв угощение довольно спокойно, Нуар даже не открыл рта, чтобы ее поблагодарить: таки, сказывался недостаток манер.
Когда слуга протянул ему сок, мужчина уже во всю нагло улыбался, медленно перемалывая зубами хлеб. Беднягу едва не трясло от создавшегося напряжения, а потешаться над слугами мужчина любил не меньше, чем его сестра над родней.
Есть и пить удавалось с трудом, ведь назойливая улыбка растягивала уголки губ, что грозило конфузом. Отсутствие манер - позор главе дома, а вот, обронить нечаянно всю еду изо рта на пол... тут уж и самому станет стыдно.