Клонившееся к закату лето,… чем ближе карета становилась к северным границам Аэдвера, тем сильнее ощущалась рука могучего Севера, что каждый год брал свою положенную жатву. Где отмёрзшими частями тел крестьян, которые из-за высоких налогов не могли позволить себе ночь в тепле, а где и вовсе жизнями. Хотя, рабочий мужик, лишившийся руки или ноги и так записывался в смертники и мог ловить на себе лишь жалостливые взгляды окружающих. Девка, она могла ещё как-то выжить, пристроиться, за скотиной пытаться ходить, да мужа ублажать, но все прекрасно понимали, что калеки никому не нужны. Одного такого помнила Ирвен. Ей было четыре, когда на улице стоял невероятно сильный мороз. Так уж случилось, что отец уехал толи на охоту за зверем, толи защищать окрестности от ретивых соседей, но не о том речь. В одну морозную ночь, когда даже самый скупой человек не жалеет лишнюю головёшку подкинуть в печь и была та история, что впала девчушке в память…
Юная леди заметила собачку на улице и, накинув сверху меховую шубку, вышла за пределы дома. Дверь захлопнулась, а из-за вьюги никто не слышал криков будующей Северной леди. Странно, но поначалу Ирвен вовсе не ощущала холода, видимо заботливая мать нашептала что-то перед смертью, чтобы защитить своё нерадивое дитя, зная, что та будет на удивление шустрой и своевольной. В девочке почти не осталось эльфийской крови, даже уши были обычные, что во многом облегчило ей дальнейшую жизнь, но не тогда, не в ту ночь. Ирвен не знала имя этого человека, она лишь помнила как он, так же как и она попытался достучаться до служанок, но те не открыли. Сейчас, вспоминая этот случай Ирвен понимала, что её хотели убить, но тогда… ребёнок свято поверил, что их просто не слышат из-за рвущего душу ветра и холода. Ледяные снежинки касались нежной кожи и таяли, скатываясь по личику словно слёзы. Это и были слёзы, но тогда, Ирвен ещё не знала, что это такое. Мужичок, чьё имя она так и не узнала, уволок её в конюшню, зарылся вместе с ней в сено и обнял, пытаясь согреть. Там было относительно тепло, пахло высушенной травой, которая противно кололась, но помогала согреваться.
- Молчи, тебя не пустят в дом, потому просто молчи, - повторял он снова и снова, а после всё стихло, буря стихла, да и он - стих.
«Уснул» - разумно предположила Ирвен, кутаясь в шкурку и придвигаясь плотнее к тёплой преграде, скрывавшей её от ветра. Выгнанный из дома крестьянин, без роду и племени, он знал, что обречён и всё же умудрился укрыть собой девочку, согреть последними остатками своего тепла, спасти от ветра и обморожения. А она, она тогда ничего ещё не понимала. И лишь утром, когда от ночного ненастья остались лишь наметённые сугробы, будущая леди проснулась от ржания коней. Вернулся её отец. О, да, благородный лорд не стал разбираться кто прав, а кто виноват, по чьей прихоти или недосмотру его единственное дитя от любимой женщины оказалось на морозе. Роберт просто повесил на своих воротах всех нянек, и учителей, что были приставлены следить за ребёнком. Он знал, что лжи будет много, как много было и слёз у близких, наблюдавших всю зиму за раскачивающимися телами родных им людей. Но никто не посмел возразить что-то против, все знали, что сделали бы точно так же, будь они на месте грозного северного герцога. Человека же, что согрел ребенка, похоронили с почестями лорда, да только что толку в том, как ты будешь погребён, ведь жизни нет, ничего нет.
Маленькая слезинка скатилась по щеке девушки и упала на пол кареты. Сейчас было лето, а не зима, да и вообще Ирвен не понимала, почему ей вдруг вспомнилось это. Ответ пришёл сам, и он был ещё печальнее и отвратительнее чем предательство слуг. Чума – жестокая, отвратительная болезнь, что благословением Единого не коснулась отряда беглецов, не замучила и не затерзала их по дороге. Хотя Ирвен и слегла с простудой, от которой Елена почему-то сначала бросилась прочь. По-видимому, решив, что леди заразилась именно чумой, но жизнь крестьянке оказалась дороже и та, набрав каких-то трав, пичкала ими девушку снова и снова, пока организм Северной леди не смог побороть недуг.
Тишина окрестностей давила на Ирвен. Привыкшая, нет, выросшая в вечно гудящем дворце, она уже и забыла что это такое шум ветра, качающего степные нивы, заставляющего дрожать древесные листочки… Всё это было одновременно и новым и старым. Конечно, пять лет назад леди эйр Ла’Круа уже проезжала этим маршрутом. Тогда она с Его Величеством ехала за Уильямом в форт Бейли, сейчас же гордая крепость оказалась позади двухдневного перехода. Всё, что помнила северная принцесса, изменилось, стало другим, незнакомым. Это расстраивало и пугало и всё же,… где-то внутри было тепло,… она вернулась домой.
Вести о потерях, об ужасах, что натерпелись её люди, всё это отягощало девушку, но вместе с тем, заставляло поновому взглянуть на перспективы и на своё возможное будущее. Что подумала Северная леди, какие мысли терзали её в тот момент, когда она услышала, что её отец присмерти. Последний родной человек – неизвестно. Наверное, она никогда не расскажет об этом никому, даже тому, кому будет верна всю оставшуюся жизнь. С неким усилием, девушка открыла дверцу кареты и тихонечко позвала:
- Уил, помоги мне, пожалуйста, - голос девушки был достаточно уверенным и всё же и она и Лунный лорд знали, что у Ирвен не хватит ил самостоятельно передвигаться на большие расстояния. Болезнь отняла у девушки слишком много сил и заставила её и без того точёную фигурку ещё под исхудать. Так что она вполне бы могла поспорить с голодающими крестьянками Аэдвера, кому в действительности живётся сытнее и ей бы поверили.