Бесконечный марш через лес. Сколько он уже так бежит, недели, месяцы? День, когда пал последний оплот эльфов, казался таким далеким и нереальным. Наверное, это произошло с ним его прошлой жизни. Нет, ты уже мертв эльф. То состояние в которым ты сейчас прибываешь нельзя назвать жизнью. Исенгрйм сделал секундную передышку, оперившись на ствол векового дерева. Глава куражилась, в ушах стоял страшный шум, словно вокруг эльфа вился рой назойливых комаров. Перед глазами эльфа опять пронеслось смутное видение того дня. Дня, когда он покинул Щит.
Когда до его больного, расстроенного и помутившего сознания дошла мысль, что та, которую он любил больше всего в жизни мертва, как и их не рожденный ребенок, эльф захотел умереть. Он был готов убить себя своей собственной дагой. Но в последний момент, что-то остановило его руку. Чувство само сохранения? Эгоистичность? Слабая воля? Возможно. Но так же и ненависть. Она разгорелась в груди эльфа неудержимым пожаром. Убийцы что пришли из болот, ошибка вселенной, такие твари просто не должны существовать под этим небом. И приматы что оставили эльфов один на один с этой угрозой. А ведь если бы одно королевства этих грязных существ прислало бы, хотя бы часть своей армии, Щит бы мог выстоять. Эльф лишь в бессильной злобе сжал кулаки, сидя на коленях у небольшого холмика земли. Свежая могила. Его руки были по локоть в земле, а с пальцев с содранными ногтями капала кровь. Он не мог оставить Ларувьель без погребения. Впрочем, он так и не смог найти её тело, лишь голову. На лице эльфийки застыла предсмертная маска ужаса. Исенгри́м дотронулся до своего правого глаза. Сейчас там был лишь уродливый шрам и пустая глазница. Эльфы не верят в богов как низшие существа. Как и не верят в загробный мир. Когда в твоем распоряжении несколько тысячелетий, ты успеешь свыкнуться с осознанием конца. Но сейчас, он бы все отдал что бы встретить её еще раз. Следопыт поднялся и побрел шатаясь прочь от древней крепости. Он не мог здесь больше оставаться. Ему еще не время умирать. Орки, люди...весь этот несправедливый мир должен страдать. Мир должен почувствовать его боль.
Шаг. Шаг. Ещё шаг. И так днями, неделями. Ноги становились все тяжелее. Эльф был на пределе, словно в бреду, продирался через лес. Исенгри́м знал, что на него идет охота. Он пытался петлять, переходить вброд неглубокие водоемы, желая сбить преследователей со следа. Но все было тщетно. Казалось бы, отставшие охотники, снова и снова садились ему на хвост. А в те редкие моменты, когда следопыт проваливался в сон его не отпускали видения разрушенной крепости и фигуры Вождя, занесшего над Исенгри́мом свой боевой топор.
Когда следопыт вышел на поляну, издалека донёсся жуткий вой, контрастирующий с безмятежной атмосферой утреннего леса. Не время останавливаться. Эльф, слегка пригнувшись, внимательно смотря себе под ноги побежал через поляну.