Ди Саббия, стянув перчатки и присев у костра, перебирает струны музыкального инструмента, пользуясь редким случаем размять пальцы и сыграть что-то для них - людей близких и чутких, с которыми и в огонь, и в воду, и на край света, в случае чего.
Пики, нахохлившись, сидит на плече. Широкий наброшенный капюшон с громким "тап-тап", вкрадывающимся в уши, принимает на себя удары редких капель. Осенний дождь, нестройный и даже приятный.
Если бы Карстен не знал, что где-то там, впереди, свирепствует Мор, пожирающий людей как чудовищное пламя, что пожирает посевы во время засухи, он сыграл бы что-нибудь более жизнеутверждающее. Но на душе скребли кошки, а потому звон струн сливался в печальную мелодию всего уходящего.
За Осенью придёт Зима.
За молодостью - старость.
А уж за ней, не стоит сомневаться - Безносая старуха с Косой.
Нотки грусти, за которыми, тем не менее, скрывалось нечто большее, нежели "Мы Все Умрём". Где-то там была неугасимая надежда, как те угольки, что раскаленно-красным трещат среди белого пепла.
Закончил струны перебирать Картограф. Взглянул на соратников, задела губы полуулыбка теплая.
- Заглянем в Гросфорд по пути в Молчаливый лес, мадре? - обратился к Мессалине почтительно. Карстен, будучи человеком не слишком суеверным и, откровенно говоря, слабо верующим, тем не менее, уважал всех преподобных служителей Церкви, и Первой, и Второй. И тех, кто защищал людей с оружием в руках и магией в рукаве - в том числе. Инквизиторы славились своей жестокостью, в том числе - и к тем, кого коснулась длань Чумы. Но и они умели быть Добрыми. Их Добро было Жестким. Своеобразным. Иногда его легко было спутать со Злом.
Но это было Добро.