Это были не первые пытки в жизни Деда. В далёком девяносто шестом, под Ростовом, когда бригада Сизого взяла Санту и Магарыча и увезла в неизвестном направлении, Толя тоже стоял и смотрел сквозь стекло (тогда - оконное) на бьющегося в наручниках, пытающегося вырваться, смазливого красавчика. Но тот был всего лишь человеком. Хорошо знакомым с нехорошими людьми. И Дед, ещё не бывший тогда Дедом, стоял на улице, дымил бычком и смотрел в окно с жалостью и лёгкой грустью, будто извиняясь за то, что парню предстоит испытать. И отвернулся, как только мужики взялись за инструменты. И стоял так следующие полчаса, морщась от звуков, доносившихся из дома, прикуривая одну сигарету от другой. А когда пачка кончилась, он зашёл в дом и ужрался дешёвой водкой до полного беспамятства. Ведь всё равно, тогда не вышло ничего. Парень быстро помер. А Санту с Магарычем так и не нашли. Дед редко вспоминал этот случай. А сейчас о нём даже не думал. Ведь дело происходило не на чужой даче, а в отделе ГСМН. А сидевший на стуле не был простым бандитом. Он не был даже человеком.
Выродком, вот кем он был. Вампиром ебучим, сосущим по ночам кровь из невинных людей. Куда более невинных, чем Смирнов. Простить этого Дед ему не мог. Как не мог простить ещё сотни других тварей за то зло, что они причиняют людям. Так что сейчас Толя жадно прильнул к стеклу, с ненавистью глядя на пленника. Смотрел, как он рвётся, пытаясь превозмочь магическую защиту. И, не решаясь закурить в помещении, нервно крутил пальцами незажжённую сигарету. Нетерпеливо ожидая, когда начнётся то действо, ради которых они все здесь собрались.
- Ты у меня заговоришь, сучёныш, заговоришь, - шептал Смирнов. - Ты у меня всё расскажешь, мать родную продашь, если есть она у тебя, конечно. Плакать будешь, кровавыми слезами. Всё, что насосал, выплачешь, пидор хуев.
Слух о смерти одного из бойцов Дед воспринял болезненно. Нет, конечно, ему сразу говорили, что работа опасная, никто не застрахован. Да и к гибели своих привык ещё в девяностых. Но мысль о том, что вот так, на обычном, рутинном почти, задержании, может взять и не стать человека, хорошего человека, оперативника ГСМН, защищённого магией и готового залезть к чёрту на рога и открутить их ему, не давала байкеру покоя. И то, что ему не дают зайти и хотя бы разок двинуть этому кровососу, убийце, монтировкой по смазливой роже, нисколько не успокаивало. В отличии от, хоть и пустых, в устах Толи, но угроз. И когда в камеру, наконец, вошёл Зима, Смирнов обрадовался. А когда тот начал говорить, заткнулся, и, не отрывая взгляда от вампира, начал внимательно ловить каждое слово, произнесённое лейтенантом. Слова, речи. А скоро и до дела дойдёт. И до науки настоящей, полезной.