Перед глазами так и встало торжествующее лицо Геста, когда тот бахвалился своей связью с какой-то женщиной. Еще тогда Ильва, совершенно того не желая, подумала на жену Тормира и вот на тебе...
Эх, не видать охотнице стрел...
Законы Края были неоспоримы, такое преступление, как измена, наказывалось смертью. И никто из живущих здесь не вправе был вмешиваться. Но ведь она больше не жила здесь... Когда наступил апогей развернувшейся сцены, она была уже рядом, спокойная, собранная, на лице читалось отвращение, вызванное справедливым гневом в отношении любовников.
- Слишком легкое наказание для предателей, - спокойно и твердо проговорила она, на Геста старалась не смотреть.
- Убьешь, они встретятся на небесах и вновь будут вместе, - Ильве некогда было думать, откуда вдруг взялась смелость говорить на публике, да еще так громко и вовсе не запинаясь.
Она даже подождала, когда смысл слов дойдет до опьяненного яростью рассудка Тормира.
- Самое страшное будет, - и вот тут голос ее действительно дрогнул, - если они станут изгоями. Будут скитаться. В лишениях и бедах забудут друг про друга. Потому что не любовь с ними, но грех.
От усилия лоб Ильвы покрылся испариной, а руки сами собой сжались в кулаки - так страстно девушка ни разу не говорила, ее словно подменили. Была в ее словах и месть изгнавшим их, пусть и по воле небес, и горечь, которую она все никак не могла высказать своей семье, и осуждение - имеющим дом, но решившимся потерять не только его, но и жизни.