Мексиканская граница.
9 апреля 2013 года, 00:48.Саундтрек:
ссылкаВудсон оторвал взгляд от удивительно чистого техасского неба, усыпанного мириадами звёзд. Оно раскинулось над ними подобно плащу фокусника-иллюзиониста, пряча от взглядов зрителей таинственную сцену. Только в этот раз звёздочки на шёлковой ткани были настоящими – далёкими и холодными.
За окнами, невидимая во мраке, тянулась пустыня, словно сделанная из стекла. Кварцевая степь. Открытые просторы можно назвать десятком имён, под любым из них понимая одно: раскинувшуюся от горизонта до горизонта пустоту. На севере сияли огни, разбросанные в ночи как отражения небесных созвездий в воде. Где-то позади остался Сан-Антонио, маленький и аккуратный город, сквозь который они промчались как легендарные призраки из романов Толкиена. Где-то впереди, в пустыне, скрывалась их цель.
Государственная граница между США и Мексикой имеет протяжённость около трёх тысяч километров. Почти две трети её длины приходятся на русло Рио-Гранде, которую патрулируют катера и джипы береговых патрулей. Многие пляжи вдоль неё – пустынны и мертвы, тут и там видны догнивающие останки пристаней или сборные манежи, в которых рыбаки хранят снасти или лодки. Только следы широких девятидюймовых протекторов глубоко врубаются в сизый песок, надолго оставляя в нём памятные борозды. Где заканчивается река, начинаются пустыня и горы. В Техасе, Аризоне и Калифорнии можно наблюдать, как сухую красоту безыскусной южной природы пятнают бетонные барьеры и стальные заборы, охраняемые бдительными и зачастую беспринципными людьми. Почти шестьсот тысяч человек задерживают здесь ежегодно, и давно уже известны другие, куда более спокойные и безопасные пути в матушку-Америку: Майами, Лос-Анджелес, Нью-Йорк. Но отчаяние, бедность или привычка продолжают гнать людей на север. Несчастных беглецов, мечтателей, подённых рабочих... и торговцев смертью. Не так уж и много маршрутов действительно безопасны. Десятки людей гибнут в соляной пустыне Сонора, брошенные проводниками или согнанные с тропы фарами приближающихся полицейских джипов. Но поворачивать назад нельзя, потому что в клубах Далласа, на улицах Орлеана или пляжах Калифорнии ждут клиенты. Остаётся последний вариант.
– Пустыня Чиуауа! – громко, чтобы перекрыть шум двигателя «Тахо», огласил водитель и указал перчаткой сквозь боковое окно. Вудсон проследил за его взглядом лишь для того, чтобы увидеть перед собой черноту. Ни огней, ни жизни. – Поверьте мне, это лютая жопа. Я тут пять лет оттарабанил в патруле и я вам скажу, просто крандец! Летом мы в неё даже не выходим, там никто не выдержит.
– А чё так? – лениво, просто чтобы поддержать разговор, спросил почти невидимый в темноте салона Бруклин.
Впрочем, они все были почти невидимы. Эстетика специальных операций не предполагает излишней публичности. Все были затянуты в чёрные комбинезоны с лаконичной символикой Управления по борьбе с оборотом наркотиков на плече, лёгкие разгрузочные пояса поверх бронежилетов, имеющих на спинах белую световую сигнатуру DEA (чтобы впотьмах не всадить пулю в «своего» – случай, увы, едва ли не более частый, чем гибель от вражеских выстрелов). Довершали обмундирование составленные у коленей армейские карабины, чёрные шлема или шапки для тех, у кого яйца крепче кевлара, и приборы ночного видения, пока что сдвинутые на лбы.
– Печка там такая, что почище пьяной пизды из Сакраменто, – джип огласился гоготом, – не, отвечаю. Летом за сорок переваливает. Никто не пройдёт.
– Вот весной и шастают, – заметил с заднего сиденья Нурс, скрыв в кулаке ленивый зевок, – а нам их, блин, лови теперь.
– Ой, только не ной, – возмутился Бруклин. – Лучше вспомни о премиальных, братишка, и сучья работа сразу превратится в курорт где-нибудь на Багамах.
– Ебал я твои Багамы, – бойцы снова засмеялись глупой, но обязательной шутке. – Вот, кстати! Слушай, командир. Если б ты выбирал, куда отдыхать умотать – ну, я про где потеплее – ты бы что выбрал?
– Твою мамашу он бы выб… – Бруклин хрюкнул, когда утяжелённый кевларовым налокотником удар пришёлся ему под рёбра. Сзади послышалась возня.