АКТ I: ЕСТЬ ОДНО ДЕЛООстров Санта-Клара.
2013-2014 годы.
За семь с половиной месяцев, что Шон Вудсон провёл в Нова-Кордобе, лучше не стало. Ни ему, ни городу. Вставая по утрам (или дням, или вечерам), он смотрел в зеркало и видел перед собой лицо мертвеца: сперва бледное, потом безнадёжно-загорелое. Щёки, некогда румяные, запали в тенях многодневной щетины, и далеко не всегда у него хватало решительности кое-как отскоблить их бритвой. Однажды Вудсон даже посетил цирюльника.
Но ни цирюльник, ни бритьё не могли скрыть от него самого загнанный взгляд подёрнутых красной сеткой глаз. Снулый, равнодушный, он как пластиковый стек утыкался в мутное зеркало с плевками зубной пасты и бессильно соскальзывал в фаянсовый слив раковины. Это был взгляд конченого человека, расписавшегося в своём поражении и подписавшего капитуляцию. Не генералу Эйзенхауэру или ещё кому-нибудь, а самому себе. В эти первые, самые тяжёлые минуты нового дня, Шон Вудсон ненавидел себя, а потом ненависть уступала место тяжёлой чёрной апатии. Услужливо подставлялась под жадный глоток бутылка и ощущение никчёмности пропадало вместе с не нужной ему памятью. К дьяволу, блядь! Уж лучше пусть горло жжёт чистый кубинский ром полугодовой выдержки, чем пялиться в зеркало, жалея самого себя. Нет уж, до такой степени отупелого фатализма Шон ещё не дошёл, хотя уверенно выбрал правильный курс. Как «Титаник» прозрачной апрельской ночью, тело, которое некогда принадлежало специальному агенту Управления по борьбе с оборотом наркотиков Шону Вудсону, погружалось в пучину самодеструкции.
А почему бы, скажите на милость, и нет?
Нова-Кордоба была отличным с точки зрения бессмысленного существования городом, если знать верные места. Вокруг толстощёкой, нарядной шапки делового центра грудились, становясь всё рахитичнее и рахитичнее по мере отдаления, безвестные районы из глинобитных халуп, фанерных трущоб и смешных домиков-этажерок, где новые этажи возводились прямо на вчерашних крышах старых. Какая культура жизни, о чём вы говорите?
Конечно, на севере, где располагались порт (железные дылды башенных кранов были видны из любой точки столицы) и туристическая зона, всё было совсем иначе, совсем по-другому. Вудсон не любил те края. Там Нова-Кордоба враз становилась подтянутой, здоровой и жизнерадостной как дорогая шлюха, схватившая премиальные за отличный минет. Минет, кстати, здесь делали с огоньком, совсем не как в Штатах: Вудсон однажды внял уговорам девушки не то чересчур честной, не то просто приёбнутой, и позволил ей сделать свою работу в закутке дешёвого бара. Двести песо, милое личико, четыре с половиной минуты удовольствия. Потом, дома, ему стало плохо. Зеркало, бессловесный судья, всегда знало, о чём напомнить утром.
Вот уже семь долгих месяцев он снимал эту комнату с видом на океан. Дешёвый мотель на окраине, продолговатое и плохо выкрашенное белой краской здание, похожее на загон для двуногого скота, сразу пришлось ему по душе. Долгоносый портье выдал ему крайнюю комнату на втором этаже с закрывавшейся складной решёткой дверью и небольшим балкончиком, а вернее просто чуть выступающими за пределы комнаты перильцами у незастеклённого окна высотой в человеческий рост. Справа от входа была ванная, где поддон душевой кабинки проржавел как душа коронера, а телевизор напротив кровати показывал аж три канала. По двум круглосуточно демонстрировали непреходящий шедевр современности – белый шум, а третий чередовал спорт, новости, викторину для умственно отсталых и ночные эротические фильмы, от которых стошнило бы даже четырнадцатилетнего подростка. Поэтому Вудсон разрешил телевизору отдыхать, выдернув обмотанный скотчем шнур из розетки.
Он много выпивал – иногда в номере, иногда в барах. Выходил на вечерние прогулки. Сперва местные с недоверием и недоумением относились к день ото дня становящемуся всё неряшливее гринго, а потом перестали его замечать. Только уборщица-креолка, с неизменно доброй улыбкой заглядывавшая к нему дважды в неделю, иногда шевелила в глубине его души что-то… что-то… что-то… кажется, когда-то это звалось совестью, а? Тогда Вудсон брился, шёл в душ, выносил собранный натруженными темнокожими руками мусор и смущённо вкладывал в широкие ладони пару долларов.
Чтобы никто не звонил ему, он вытащил из телефона аккумулятор и вместе с паспортом, кредиткой и всеми документами убрал его на дно прикроватной тумбочки, накрыв сверху фальш-панелью. Здесь ему не нужен был телефон.
Только раз в месяц Вудсон позволял себе вспомнить о когда-то существовавшей у него жизни – в тот день, когда шёл в местный банк и делал очередной перевод из Америки. Средств на его счёте хватило бы надолго, благо ром стоил недорого, но он брал лишь небольшую пачку долларов, аккуратно оборачивал её в шуршащий пакет и возвращался в провонявший табаком полумрак своего логова. Некоторые сказали бы, что Вудсон сломался, и Вудсон сломал бы говорунам нос. Его мышцы одрябли, осанка ссутулилась, но кулак и глаз всё ещё были крепки. Тело, отлично натренированное тело развитого тридцатилетнего мужчины, до последнего отказывалось предавать хозяина.
6 апреля 2014 года, 17:15.На этот раз Вудсон проснулся от бьющего в глаза солнца и заворочался в никогда не убираемой скрипучей койке. Начинало смеркаться, клонящийся к закату шар ударял всей своей нерастраченной мощью прямо в деревянные створки-жалюзи единственного окна, нарезая пол и кровать ломтиками светотени. Один из этих лучей пришёлся ровно в глаза Вудсону, превращая комнатные интерьеры в пылающий жёлтым ад. Недовольно заворчав, Вудсон вжал сизую щёку глубже в лежалую подушку и накрылся рукой. Потом перевернулся на другой бок. Но солнце не успокаивалось, знай себе сияло на наливающемся оранжевой палитрой небосклоне. Сведённый к тонкой щели в ставнях, неповторимый морской закат мстил агенту за беспробудный дневной сон. Откуда-то доносилась крикливая ругань, а сквозь не знающие звукоизоляции двери просачивались со двора звуки шаркающей метлы. Вот в оркестр живущего своей жизнью мира вплелись далёкие клаксоны и слышимый на самой периферии слуха низкий гул, означающий присутствие за уютными стенами комнаты огромного мегаполиса, не оставляющего несчастного гринго в покое. В симфонию жизни вплетался и стук вентилятора на потолке, безуспешно сражающегося с комнатной жарой.
Электронные часы рядом с неработающей лампой лениво мигали, а цифры на них обретали всё большую чёткость. Расфокусированный взгляд Шона мизантропично проследил путь от них к мятой рубашке, накинутой на спинку стула. Полагалось вставать, швырнув в лицо горсть воды, надевать её, искать где-то на полу шорты и ботинки с въевшейся в подошвы местной красноватой пылью... Вудсон балансировал в опасной близости от пробуждения. Впереди с неизбежностью смерти его ждали восемь грёбаных часов бодрствования, вынужденная, но совсем нежеланная дань физиологии человека. О, как в этот момент Вудсон завидовал кошкам, способным дрыхнуть сутками напролёт! Может, ну его? Или же старой рухляди всё-таки пора вставать?..