ПРОЛОГЮжноамериканские джунгли.
Дата неизвестна, 12:01.Саундтрек:
ссылка
Джунгли, стиснувшие дорогу в удушливых тёмно-зелёных объятьях, набрякли липкой дневной жарой. Зной практически ощутимо клубился во мраке под сплошным сводом широких, влажных листьев. Лишь тут и там пронзительно-золотые лучи повисшего в зените солнца прорывались вниз, к земле. В остальном же под сенью джунглей царила зелёная мгла. Не продохнуть, потому что воздух здесь тяжелее свинца; не вытереть пот, потому что новый выступит раньше, чем отнимешь руку.
И дорога – полоса утрамбованной колёсами ражей земли вперемешку с давлеными стеблями травы – отчаянно боролась за жизнь, почти не видя света в шелестящем живом коридоре. Впрочем, как и любой след человека в сельве, она была обречена если не в этот сезон, то в другой.
Но пока что, выбрасывая в первозданное лоно природы сизые клубы не отвечающего никаким нормам выхлопа, по ней карабкался угловатый джип в военной окраске. За ним – второй, а потом и третий. Листья хлестали лобовые стойки, пытались уцепиться за «люстры» на крышах, но мощные машины специально проектировались для такого рода эксплуатации. Да и водители в защитной «зелени» не особо напоминали экологов, разве что каких-то особых, одичавших в «полёвке» лет эдак в пятнашку.
Продравшись сквозь чащу, внедорожники выбрались под открытое небо, на покрытый подлеском склон холма, полого спускавшийся к пойме реки. Дорога стала чуть шире, джунгли отступили. В солнцезащитных очках рулевого ведущей машины отразились белые стены поместья, выраставшего из зелени как дворцы каирских вельмож. Окружённое с трёх сторон непролазными джунглями, оно притаилось здесь во всей своей роскоши, сверкая щитами солнечных батарей на крыше и стёклами широких окон-витрин.
За трёхэтажной белоснежной виллой виднелась вертолётная площадка с замершим на ней силуэтом гражданского «Белла-407», несколько внедорожников окружали парадную площадку с шелестящим фонтаном, а стену и аллеи разбитых вокруг виллы садов патрулировали усталого вида мужчины. Казалось бы, типичная асьенда типичного криминализированного плантатора, каких много в около-амазонских просторах, Боливии и Колумбии, если бы не одна деталь: за плечами европейского вида охранников чернели вполне современного вида штурмовые винтовки, поблёскивающие красноватыми линзами прицелов. Это совсем другое дело, это не допотопные ружья решивших подзаработать скотопасов.
В этот-то военный лагерь и въехала колонна джипов, из которых немедленно начали выгружать большие блестящие ящики. Хлёсткие команды, слаженная работа множества рук – и вот опустевшие машины втягиваются в зев подземного гаража аккурат под террасой, украшенной греческими статуями и произвольно расставленными зонтами с шезлонгами, а охранники и новоприбывшие со смехом здороваются между собой.
Не обращая внимания на царящую вокруг суету, из головного авто легко, как молодой, выпрыгнул поджарый беловолосый мужчина. Ровный бобрик волос, уродующий морду шрам поперёк челюсти и отлично поставленный хищнический взгляд выдавали в нём кого угодно, но не продавца мороженого. А значит, в чемоданах вряд ли приехал свежий пломбир. Наёмник стянул с обгорелого носа очки, сплюнул под колеса длинной струёй и направился в дом, на ходу застёгивая на краснющей от солнца груди армейскую рубашку.
– Где доктор?! – повелительно бросил он открывшему двери темнокожему дворецкому и скрылся в прохладной глубине виллы. – Мне нужно видеть доктора, срочно!
Панамский канал.
2 апреля 2014 года, 18:24.
Совсем крошечной рядом с ползущим по соседней «полосе» исполинским танкером яхте не полагалось даже «мулов». «Мулами» на канале звались локомотивы на электрической тяге, курсировавшие по специально проложенным параллельно его руслу рельсам и выполнявшие роль тягачей для проводки судов борт-в-борт. Редок, согласитесь, тот лоцман, что способен ввести многотонную махину в лазейку, где пара метров может стать решающей.
Но роскошная яхта с гордым названием «Мария-Терезия» и радикально противоречащей ему нидерландской припиской плыла по течению совершенно спокойно. Между её бортами и бетонными стенами канала плескались тёмные по вечернему времени воды загнанного в клетку океана, а на корме, вручную покрытой тиковой наборной доской, расположился, задрав босые ноги на поручни, дородного веса мужчина за пятьдесят. Редкие седые волосы за ушами исчерпывали его причёску, на волосатой груди под рубашкой блестела золотая цепочка с астрономических размеров крестом, рядом с шезлонгом стояла початая бутылка «Периньона», а хозяин всех этих богатств был недоволен.
Его бесило всё. Бесило расписание Панамского канала, вынудившее его битый час торчать у шлюза «Мирафлорес» на входе, дожидаясь открытия. Бесил воняющий нефтью, солью и крупным капиталом чёрный гигант за бетонной перегородкой. Бесил излишний вес. Бесило кислое вино.
– И сколько? – гудел он в гарнитуру, свисавшую с мясистого уха до самого пуза. – Твою мать, ясно. Нет. Нечего добавить. Я не знаю. Нет.
Диалог был содержательнее пересказа новой американской истории в трёх страницах и с каждой его минутой настроение владельца яхты всё ухудшалось. Человек это был вздорный, склочный, но знающий и любящий свою работу – и теперь, конкретно этим вечером, пока капитан и двое матросов (его единственные спутники в обшитых андалузским кедром княжеских интерьерах) были заняты переговорами с лоцманской службой, он понимал, что где-то и у кого-то появились проблемы. А значит, проблемы появились у него.
Помедлив некоторое время и сделав целую серию уточнений с помощью сверхплоского ноутбука марки «Lenova» и параллельной телефонной линии, он наконец выдал:
– Вообще… есть у меня подходящий человечек. Скину ему, пускай разбирается, как знает. Нет, он не подведёт, не должен. Нет. А есть, блядь, лучше мысли? То-то и оно! До связи.
Раздражённо сунув гарнитуру в широкий карман, толстяк плеснул себе вина и вздохнул, вспоминая дни, когда был молод и строен, когда грелся под солнцем Флориды и знать не знал никаких забот.
– Дерьмовая жизнь.