Обращение Шино к малышке едва не загубило весь эффект, произведенный Алишей. Глазки Мари испуганно забегали, она инстинктивно прижалась к девушке и застыла затравленно, не собираясь произносить ни слова. Даже когда та спросила девочку, она несколько мгновений тяжело дышала, прежде чем с жаром прошептала что-то Алише на ухо, сжимая ее ладонь и косясь при этом на здоровяка.
Когда же потекли рекой вопросы и Мари поняла, что от этих людей ей так просто не отделаться, она уткнулась взглядом в пол и начала, сначала почти неслышно, но постепенно, вдаваясь в подробности, рассказывала смелее.
- Мы не были в городе. Я издалека только видела, какой он большой. И красивый. Мы с мамой выгуливали Джеки, а потом уже появились здесь. А Джеки не было, - детская память, видимо, стерла воспоминания Мари о жгучем белом свете.
- Мы были втроем, еще дяденька, но потом его застрелили и съели, а мы с мамой попали к тем, другим. Мама сказала, что они какие-то "кали валы" и что они едят других людей, потому что больше здесь нечего есть. Но нас они не хотели есть, а когда захотели, эти дяденьки нас спасли. Они были в городе, но их оттуда выгнали за плохое поведение. Так мама объясняла. Они нехорошие были, били маму.
Глаза ее снова остекленели, лоб покрылся испариной, а дыхание со свистом с трудом вырывалось из груди.
Когда сознание вернулось, она обвела присутствующих взглядом, в котором не было и капельки узнавания, и принялась подолгу рассматривать каждого. Вспомнила только Алишу и, часто прерываясь, чтобы отдышаться, продолжила:
- Мы видели около города что-то сверкнуло и побежали туда, но людей уже впустили, а нас нет. Мама сказала, что нас не заметили и мы пошли к воротам, но убегать нельзя было, нельзя... Мама упала. А я ее тянула. Но она тяжелая стала и даже руки потом болели.
- Они сказали, что из-за того, что я плохо себя вела и сбежала, мама превратилась в это, - она показала розовую тряпку с черепом внутри, - а еще что в город меня не возьмут. Потому что не слушалась.
- Город тут недалеко, - она снова махнула куда-то прямо. Стало ясно, что расстояние для ребенка никакими цифрами определено не было.
Просто прямо. Просто недалеко.
Олег
Ураган лишь немного взлохматил пепельную пустыню. Кое-где, однако, проглядывала серая, каменная земля и лежал принесенный мелкий мусор. Обходя холм Олег наткнулся на пол-горшка с пол-цветком, обломок доски, вторая и большая часть которой лежала на возвышенности, пистолет сталкера, на две трети зарывшийся в пепел. Самого бандита, как и его товарищей, не было. Тела идущего рядом с ними юноши тоже не наблюдалось. Лишь когда Олег почти завершил обход, наткнулся на голову старика-негра, облепленную пеплом и узнаваемую лишь по цвету.
Увидел какие-то тряпки, оказавшиеся на поверку носком и оборванной по горловине рубахой в странных пятнах.
Запнулся почти у самого входа, а из пепла, потревоженный, выглянул краешек металла. Тяжелый, как свинец, когда-то начищенный до блеска, а теперь пыльный и исцарапанный, предмет напоминал доспех римского легионера, скорее переднюю его часть, ибо выпуклости имел соответствующие.
Алиша
Тупая боль при передвижении становилась навязчивее, стоило ей усесться. Тогда она начинала стучать, как будто что-то настырно пыталось выбраться и всенепременно с обеих пулевых отверстий. Иногда Алишу мучили своеобразные приливы, заставляя то разом вспотеть, то тут же замерзнуть.
Сознание она потеряла почти сразу после рассказа девочки. Та еще что-то шептала ей на ухо, но Алиша слышала предназначавшуюся ей секретную информацию обрывками, не понимая, как они связаны друг с другом и временами чувствуя, что это не девочка, а она сама шепчет, досказывает за нее и плачет.
Последнее, что она услышала, отчаянный вскрик Мари и долго еще голову ее трясло что-то мягкое и теплое и довольно настырное.