Грянул мощный взрыв. Земля содрогнулась, а вода, заливавшая улицы, разошлась волнами.
Ульрих попал из мортиры в тыл орочьей толпы, в самую гущу – пламя и дым скрыли тех из виду.
Оставались лишь передовые линии: их накрыли огнем Готлиб и Хан. Зеленая спесь и ярость сбивались широкими очередями. Повсюду разрывались гранаты, метая смертоносные осколки. Ревели орки, ревели болтеры, заливались лаем стабберы, да шумел непрекращающийся дождь…
Природная буря была ничем по сравнению с разразившимся боем. Молнии сверкали где-то в дали лишь жалкими вспышками, а раскаты грома терялись среди грохота стволов.
Дымовая граната спасла Аргуса – двуногие орочьи машины быстро потеряли его из виду. Впрочем, они вообще все потеряли из виду: Железо слышал, как, матюгаясь писклявым голосом, гретчины пытались найти выход из дворика, натыкаясь на стены, на друг друга, или же попросту падая в грязь.
Поняв, что можно выбираться из-под неподвижной консервной банки, Аргус попытался высвободить ноги, чтобы оттолкнуться ими, как вдруг дредноут ожил. В прорези брони, еле видной сквозь дым, появился один-единственный злобный глаз. Но этот глаз был гораздо злее каких-либо двух других!
- Яяяяяяяяяяяягрххх!!! – заверещал гретчин.
Левый его манипулятор по-прежнему сидел глубоко в наплечнике Аргуса. Им он удерживал десантника. Второй же, заведясь с еще большей скоростью и визгом, вонзился в нагрудник девастатора.
Посыпались яркие искры. Аргус пытался двинуться, но многотонная боевая машина накрыла его всем своим весом. Оркоид явно вознамерился распилить врага на части.
Плазма-пистолет был разряжен, ракетница осталась за спиной и лишь Воля Императора сейчас была на стороне Железной Руки. Вдавливая Аргуса в грязь, дредноут погружал пилу сантиметр за сантиметром в нагрудник. И лишь одно спасло десантника от неминуемой смерти – размер самой пилы. Войдя на половину, она не смогла погрузиться дальше, и, воспользовавшись замешательством врага, Аргус проревел что-то яростное, с силой отбросив дредноута от себя ногами. Тот же оперся на пораженную ранее конечность и завалился на спину, потерявшись в дыму…
Теперь их ничто не связывало. Кроме взаимных ран и ненависти.
Вивьен заложил мельта-бомбу и отскочил на безопасное расстояние.
Визг, грохот, клубы черного дыма и скрежет ломаемой конструкции. Подвесное полотно покачнулось и просело. Но нет, оно не опустилось. Если левая сторона уже ни за что не держалась, то правая продолжала опираться на единственный привод…
И в этот момент Гласс понял, что следующий взрыв попросту обвалит мост в воду – тот уже готов был развалиться на части. Но не опуститься, как надо.
А затем наступила тишина.
Нет, не реальная тишина. Иллюзорная, спущенная в этот бой очередным видением Шилари.
Утихли взрывы, утихли очереди лихие. Умолкли крики, да заткнулись орки.
Даже дождь, прислушавшись к этой тишине, перестал лить сплошным потоком, лишь накрапывал, моросил в кровавые лужи.
Все замерло и застыло, кроме пожирающего грузовик огня, что трепыхался и трещал, пуская черный дым. Все заволокло утренним туманом, сквозь который проникал серый, холодный свет наступающего утра… тихого утра. Мертвого.
Взгляд Хана застыл, а злорадный оскал сошел с его лица. Он не заметил подлетевшего Ульриха, который искал бигмека. Орочий босс исчез, а потому Волк повернулся к командиру, ожидая приказа…
Подоспевший вовремя Черный Храмовник отбросил последних орков, расправляясь с ними своим Черным Мечом, и давая Хану пару секунд для передышки. А тот лишь кивал своим собственным горьким мыслям.
- Знач, доля наша – тут остаться… Так? – тихо пробормотал он. Раскосые глаза уставились снизу-вверх на Ульриха. С изуродованного лица последнего дождь пытался смыть горячую кровь, но тщетно. Оставались разводы.
И увидел Волк в глазах Батьки то, что прощался с ним Гиртый. Их ждала смерть. Последний бой. Очередной последний бой. В который уже по счету? И, как и всегда, взгляд седого командира загорелся бесовским огоньком. Любил дед помирать, ой как любил.
- Ну и шо? Пущай!
Морщинистое лицо вновь ощерилось в веселом оскале. Руки Белого Шрама машинально перезарядили болтер, а глотка разразилась зычным криком:
- Кулак, отставить! Дуй сюды! Бледный – чини мост! Железо – херачь консервы! А ты, Волк, молви этой зеленой подрани, як мы их в могиле обкохаем, родимых!
И в этот момент, словно отозвавшись на команду Хана, из пелены дождя и дыма поднялся орочий ноб с щитом, переживший взрыв мортиры позади себя. Со спины его содрало доспех и кожу. Толстые мускулы сочились кровью, но это, кажется, только разъяряло его. Выдав могучий, чудовищный рев, орк махнул своим сородичам и пошел в атаку. И вслед ему пошло орочье войско – щитовики в доспехах, с рогами на шлемах, да пулеметчики, что застрочили по грузовикам и укрытиям десантников.
А слева из дыма, где прятался Аргус, появились, наконец, первые дредноуты, рассекая воздух своими пилами… но более всего угрожали отряду не они, и не армия бронированных, рослых, крепких орков…
Где-то за правым зданием, прочищая свое горло, завелся, заревел мощный двигатель. А по холодной, залитой водой земле пошла ощутимая вибрация.
"Жизнь — тюрьма, смерть — освобождение".