“Мисс Утева оказалась в ситуации, когда для защиты собственной жизни она была вынуждена прибегнуть крайним мерам”, - Саймон замер, как только допечатал эту фразу. Начало статьи ему далось легко, но теперь, когда он достиг описания одной из двух сцен, которые журналист считал наиболее важными, работа практически остановилась. Несмотря на весь опыт и умение писать, которым мужчина искренне гордился, в глубине души считая, что ничуть не уступает многим акулам пера из Нью-Йорк Таймз и прочих титанов мира печати, он никак не мог подобрать нужные слова. Крайние меры? Не самое лучшая замена для вырывания глаз. “Я была на другом конце комнаты, с чешущейся после укола шеи, без оружия и одежды”, - диктофон еще раз проиграл приятный женский голос, который с удовольствием послушало бы большинство мужчин… если бы не содержание слов. “Рассказал мне свою историю, поведал о мотивах, услышал от меня слова понимания и утешения, я протянула руки к его лицу в нежном жесте”, - Саймон никак не мог вспомнить, когда именно с ее лица сошла улыбка. На моменте “А затем погрузила пальцы ему прямо в глаза. Его левый глаз лопнул у меня под подушечками пальцев”, или все-таки раньше? Кажется, все же до того, как девушка перестала рассказывать о собственной беспомощности… но по какой-то причине в памяти журналиста отпечаталось, что вся эта речь сопровождалась легкой улыбкой, которую он сначала даже счел милой и уязвимой, переживая вместе с жертвой, которой так много пришлось перенести.
“Для защиты собственной жизни и жизни подруги у мисс Утевой не осталось другого выбора, как”, - на месте удаленной появилась еще одна фраза. Как что? Погрузить пальцы в его глаза, ощущая, как их хрупкая структура лопается от сильного давления? “Если бы не снотворное… Если бы он ослеп на оба глаза”. “Если бы”. А была ли вероятность, что Грей все-таки мог остаться в живых? Саймон никак не мог прийти к какому бы то ни было выводу. Не то, чтобы это интересовало бы хоть кого-нибудь, да и в статье упоминать ничего подобно нельзя, но, возможно, тогда ему самому стало бы немного легче. Когда-то давно он уже написал статью про двух замученных детей, заработав этим своеобразную “славу”, но очень долгое время после этого журналист ощущал, как будто он опустился на самое дно, гораздо ниже, чем мог бы позволить для сохранения чувства уважения к самому себе. Вот и сейчас ощущения были похожими… хотя в то же время значительно отличались.
Задумавшись, Саймон даже не заметил, что все-таки покончил со злосчастным абзацем, но желания перечитывать у него не было никакого. Недолго думая, он решил, что вернется к нему чуть позже. Или, возможно, когда допишет все. В конце концов, спорных моментов все еще оставалось немало.
“И вот тогда поняла, что дом горит. Быстро взяв топор, сумочку и котёнка, я... ”. Логичный выбор. Предельно логичный. Настолько, что практически никто в минуту опасности не думает настолько трезво. Во-первых, она подумала о своем имуществе. Во-вторых – о питомце. В-третьих – об оружии для самообороны. И все это в горящем доме, когда с каждым мгновением шанс выбраться наружу становился все меньше. И ведь она знала, что снаружи ее кто-то ждет. Бесспорно, огонь, в отличие от человека, нельзя взять и побороть, но это не отменяет того факта, что она изначально была готова к подобному исходу.
“Попытка направить пистолет в мою сторону показала, что жить он не хочет”. “Не хочет”. “Он не хочет”. Может, скорее, она не хотела, чтобы Янг выжил? А, точно… рана. Да, с потерей крови даже у умирающего был бы шанс ее прикончить. Превышения самообороны нет. И снова все логично. Но что-то эта ледяная логика напоминает. Что-то очень неприятное, из исторических книг. Да чего обманывать самого себя, и так ясно, какие ассоциации возникают первыми.
Дописав статью, Саймон сделал ровно три вещи, которые до этого не делал никогда. Во-первых, он отправил ее редактору, не перечитав ни одного раза. Во-вторых – переслал ее доработанную версию Фаине Утевой, хотя прекрасно знал, что за такое его могут уволить. И, в-третьих, не стал задавать ни одного дополнительного вопроса, хотя еще вчера мужчина не поверил бы, что такое возможно. Тогда он надеялся, что эта статья позволит ему перейти на другой уровень журналистики во всех смыслах этого слова. Возможно даже, что так и выйдет. Но не цикла, не дополнений, ни пережевывания этого выброса своего ума он писать не станет. Во всяком случае, сам. Запись на диктофоне есть, его пометки – тоже, а с остальным его коллеги по газете разберутся и сами. В конце концов, эксклюзивное интервью удается получить очень редко, и до сих пор они отлично справлялись и без него.
Статья, напечатанная в газете “Только факты”, резко увеличила известность небольшого регионального издания. Тираж вырос, канал на ютубе и сайт стали значительно более посещаемыми, причем эта тенденция сохранилась даже после того, когда десятки других газет и лент новостей выпустили свои версии.
Кстати, не такая уж и плохая статья вышла. На раз прочитать точно стоит, хоть все произошедшее и так отлично известно.