Хельмуту хватило такта для того, чтобы никак не продемонстрировать крайнюю степень своего удивления: ему непривычно было, чтобы женщина его сословия занималась кулинарными изысками. Однако он не мог сказать, что такое проявление внимания неприятно ему. Чернокнижник тоже перекочевал на кухню; пока Хельга совершала незнакомые ему манипуляции над продуктами, колдун развлекал её забавными и остроумными историями. Впрочем, когда женщине понадобилась помощь, тёмный маг с готовностью избавился от своего изысканного камзола и закатал кружевные манжеты рубашки. Небольшое участие в процессе приготовления пищи не только нисколько не испортило ему настроение, но даже послужило поводом для самоиронии.
Этот вечер они провели к обоюдному удовольствию. Колдовские таланты абиссарийца весьма и весьма пригодились ночью, избавив соседей Хельги от пробуждения, а саму Хельгу – от беспокойства о собственной репутации. Даже самая любопытная пуританка никогда не догадалась бы о том, что госпожу прокурора посещает любовник.
Так продолжалось несколько недель. Между абиссарийским колдуном и кэндлмесским прокурором существовало непреодолимое притяжение; что-то накрепко связало их, сделав частями единого целого. Лишь одно беспокоило фон Веттин – её странные сны и убийства, которые продолжал совершать чернокнижник. Она не сомневалась в его причастности, поскольку почерк всегда был одинаков. Хельмут нарочно оставлял чёткий след – и ни единой улики, могущей бросить на него тень. Хельга не могла оставаться в стороне, поскольку это дело однозначно касалось её. Молодая женщина была не глупа и умела искать, а потому для неё не составило труда определить, что все убитые были потомками трёх древних кэндлмесских родов. Давно разорившееся семейство Эришбаттен сохранило лишь мало что значивший титул; барон, ныне державший мясную лавчонку, баронесса, работавшая на выдаче книг в городской библиотеке – все они жили скромной жизнью и не претендовали на лавры своих воинственных предков. Авенгары относились к сливкам кэндлмесского общества: Энтони Авенгар, более известный как епископ Кэндлмесса и Оверен, обладал большой властью и богатством. Казалось, это семейство только увеличивало своё благосостояние и влияние. Ещё более малочисленные Олберни же сохранили как состояние, так и титул, но на фоне других домов смотрелись блекло и большого влияния не имели: нынешний глава дома был человеком болезненным, утомляемым и слабым.
Чем провинились эти фамилии перед её ангелоподобным возлюбленным, Хельга могла только догадываться. Некоторой подсказкой ей служили её сны. Ей больше не снились кошмары, но виделись сцены из минувших времён. Там Хельмут был не чернокнижником и дьяволопоклонником, но благородным сыном графа Мункрифа и его наследником. Когда же прокурор случайно видела себя в зеркалах, её отражение из сновидения казалось ей одновременно и похожим, и не похожим на настоящее.
Ещё одной жертвой присягнувшего Люциферу мага стал охотник на ведьм в отставке Чарльз Кимберли, который вёл расследование в частном порядке, углядев в кровавых преступлениях, захлестнувших город, причастность некоего малефика.
Хельга, тем не менее, была в полной безопасности. Колдун явно оберегал её. Вскоре после предостережения Хельмута действительно обрели плоть: фон Веттин отказала в содействии барону Мэйеру – прокурору, который, как выяснилось позже, крайне нечестно относился к выполнению своих обязанностей. Согласись опальная маркграфиня откликнуться на его просьбу, она непременно пропала бы. Теперь же её репутация ещё более упрочилась, а мерзавец занял своё место на скамье подсудимых.
Впрочем, в камере после оглашения приговора Мэйер не задержался: в тот же день поздно вечером он, трясущийся и бледный, подошёл, еле переставляя ноги, к Хельге. В тёмном переулке он отдал женщине старинный украшенный завитками и арабесками ключ, моля не потерять его. Как только фон Веттин приняла этот предмет, её бывший коллега поковылял прочь. Через несколько минут он глухо вскрикнул, а потом из его лопнувшего живота вывалились на брусчатку внутренности. Тело его разбухло и развалилось, а там ураганное гниение к утру обратило труп в осклизлые комья на камнях. Хельга этого, конечно, не видела, но предполагала участие Хельмута, когда утром все газеты наперебой возвещали о побеге нечистого на руку прокурора.
Однако это громкое дело не слишком волновало Хельгу. Этой ночью она видела, как идёт в сад, где гуляла с Хельмутом в первую их встречу, и открывает странным ключом каменную дверь, спрятанную среди плюща и густых зарослей. С утра фон Веттин поспешила к заброшенной усадьбе и отыскала дверь. Отворив её, прокурор обнаружила просторную сухую комнату, посреди которой стоял старомодный манекен в ветхом бархатном платье цвета крови, ещё хранившем следы былой роскоши. На манекене, помимо платья, был одет гарнитур из серебра и белого золота, украшенный рубинами и гранатами поразительной чистоты. Розы на серьгах, ожерелье, браслете, кольце и диадеме выглядели, точно живые; казалось, вот-вот их инкрустированные самоцветами лепестки начнут издавать тонкий аромат. Талант ювелира, создавшего подобное, был исключительным. Хельга забрала явно ей предназначавшиеся украшения и даже надела их вечером того же дня, когда Хельмут повёл её в оперу, но вновь не смогла добиться от колдуна ни слова, пролившего бы лучик света на её догадки.
На следующий день фон Веттин тщательно изучила гарнитур. Обнаружив характерное клеймо на каждом изделии, она без труда узнала имя мастера и навела о нём справки. Ювелир Сандро Эльюветт работал около пятиста лет назад, и уже при жизни его шедевры невероятно ценились. Теперь же украшения, вышедшие из его рук, являлись предметом вожделения коллекционеров и зеницей ока, которую берегли получившие по наследству драгоценности аристократки и аристократы. Хельга разрыла в библиотеке биографию Эльюветта, содержавшую так же изображения его произведений, и обомлела: на старом снимке почти в самом конце книги была изображена носившая найденные прокурором украшения некая Анжелика Амаранте, невеста молодого графа Мункрифа, походившая на Хельгу почти так, как походят друг на друга две капли воды. Вот оно, лицо, которое видела фон Веттин в отражении, когда смотрелась в зеркало!
Слегка подрагивающими руками молодая женщина выхватила нужный том кэндлмесских хроник, и новые открытия потрясли её ещё больше: сын Мункрифа и впрямь был с Хельмутом на одно лицо, носил то же имя, а главное… В день бракосочетания по ряду политических (а кое-кем – и по личным тоже) причин на молодых было совершено нападение, организованное Авенгарами, Олберни и Эришбаттенами. Несчастная Анжелика была убита, а её жених – тяжело ранен. Последствия ранения для Хельмута Мункрифа оказались катастрофическими: здоровый и сильный мужчина в один момент превратился в прикованного к постели калеку, и все старания светил медицины были бессильны помочь ему. Через несколько лет искалеченный, скорбящий о своей безвременно погибшей возлюбленной граф покинул родной город. На этом его след терялся, и никаких других сведений найти не удавалось.
Последующие дни Хельга тщательно изучала все исторические материалы, соответствующие периоду жизни Хельмута Мункрифа. С ней происходили странные вещи уже и наяву: постоянное ощущение дежавю возникало у неё, когда с Хельмутом под руку госпожа прокурор прогуливалась в старом городе. Она неоднократно заводила разговоры о событиях пятисотлетней давности и всё более убеждалась, что её чернокнижнику гораздо больше лет, чем можно подумать, глядя на его статную фигуру, чистую гладкую кожу и ясные глаза. Он не только прекрасно ориентировался в исторических событиях, но и сообщал детали быта, мелочи, которые мог знать лишь тот, кто воочию видел Кэндлмесс пять сотен лет назад. Наследник Мункрифов выжил, освоил тёмное колдовское искусство, променял душу на вечные здоровье и молодость тела, а потом явился в Кэндлмесс за потомками своих врагов… и за ней.
Когда последний из ненавистных Мункрифу людей – епископ Кэндлмесса и Оверен – был мёртв, в городе вовсю орудовала Инквизиция. Но и от них хитрый Хельмут улизнул. Впрочем, он покинул город не один. Во время последней встречи Хельга неожиданно для себя самой задремала в экипаже, убаюканная речами малефика. Она проснулась только через сутки, когда граница Ватиканской Империи была уже позади.
Саунд:
ссылка