Когда чернокнижник неторопливо и величественно поднялся со своего места, сделав первый шаг в обход стола, фон Веттин, прерывисто выдохнув, на несколько секунд зажмурилась. Она понимала, что ждет их в скором времени, и тело и разум ее сами стремились к колдуну, но все происходящее казалось таким странным, таким нереальным и иррациональным, таким неожиданным и завлекающим, что прокурор просто-напросто боялась поверить в это.
Еще раз вздохнув, Хельга, как могла, расслабилась, пытаясь отогнать напряжение и колотившую ее мелкую дрожь, и резко открыла глаза. К счастью женщины, Хельмут никуда не делся - наоборот, он был все ближе и ближе. Широкая улыбка, полная надежды и тайных желаний, легким крылом скользнула по лицу кэндлмесского прокурора, когда она сама порывисто поднялась навстречу очаровавшему ее мужчине, чуть не опрокинув стул.
Она жаждала его так сильно, как только может женщина желать мужчину. Хельге хотелось, забыв обо всем, оказаться заключенной в его объятия, тонуть в сладости его поцелуев, наслаждаться пламенем его красивых рук, ласкающих ее тело. Здесь и сейчас больше не было чинной и сдержанной католички, бывшей благочестивой послушницы, строгого и неподкупного прокурора. Здесь не было и абиссарийского демононопоклонника - лишь только мужчина и женщина. Хельга и Хельмут. Хельмут и Хельга. Он и Она - к чему что-то другое?
Отвечать малефику не было никаких сил, да и не нужны были слова - взгляд Хельги, полный томности и страсти, ее прерывистое дыхание и закушенная губа, ее тело поддавшееся вперед были гораздо более ясным и точным ответом, чем любые речи. За грех, за блуд она была готова понести любое неминуемое наказание, зная, что оно неизбежно - но не учит ли нас Библия, что все подобное предопределено? Не зря же говорят: Книга жизни начинается с мужчины и женщины в саду, а заканчивается Откровением.
Когда первым, воздушно-легким касанием, пальцы Хельмута скользнули по ее губам, фон Веттин, затрепетав и еле слышно застонав, снова подалась вперед, страстно целуя ласкающую ее руку, что уже скользнула вверх, высвобождая ее волосы из оков строгой прически. Длинные кудри прокурора темным водопадом рассыпались по плечам и спине, и женщина прильнула к обожаемому мужчине, запрокидывая голову и настоятельно требуя поцелуя.
Аккуратные ноготки фон Ветиин требовательно скребли по камзолу холдуна, словно бы пытаясь притянуть его еще ближе. Расширившиеся от нахлынувших чувств темные, глубокие как бездна глаза прокурора неотрывно смотрели на кавалера, любуясь каждой его черточкой, пока склонившийся мужчина не каснулся ее губ в обжигающем и, вместе с тем, предельно нежном и ласковом поцелуе.
Со всем пылом долгих лет воздержания, со всей страстью долго томившихся в темнице благочиния желаний, Хельга отвечала на ласку чернокнижника, словно бы одновременно растворяясь в нем и поглощая его собой. Она таяла под его руками, и от накала кипящей бури страстей ноги женщины подгибались, не в силах ее удержать: если бы не крепкие объятия прижавшего Хельгу к себе малефика, она бы наверняка не устояла.
Вцепившись одной рукой в плечо мужчины, другой прокурор нежно гладила его щеку и ухо, иногда в порыве чувств чуть царапая кожу колдуна. И когда ласки Хельмута спустились ниже, Хельга, уже не сдерживая себя, в голос застонала, сильнее вцепившись в самого лучшего из мужчин на свете и моля Господа об одном: лишь бы он не останавливался.
Всегда чопорной, сейчас прокурору было все равно, заметит ли их кто-то или нет, и мысли ее той частью, что не были захвачены пожаром желания, были о том, выдержит ли ее, если что, столик, или лучше облокотиться на стену. К счастью, выдержки у Хельмута оказалось больше, чем у нее. Когда обжигающий шепот каснулся ушка, Хельга, вздрогнув, крепко прижала к себе чернокнижника, негромко выдохнув:
- Да, мой милый. Ты... Ты прав - не здесь.
Облизнув пересохшие губы и переведя дыхание, она задала встречный вопрос: - Может, ко мне?, - сейчас голос прокурора был мягок и нежен, полон любви и обожания - ни капли той строгости и сдержанности, что были так присущи ему, не осталось.