Если поначалу Хельмут старался сдерживать себя в рамках ватиканских правил, определяющих отношения между мужчиной и женщиной, дабы не оскорбить свою спутницу, то теперь всякая необходимость в том отпала. Раз Хельга совершенно чётко давала понять, что её нисколько не смущает сложившаяся ситуация, колдун не намеревался казаться более скромным, чем был на самом деле.
В бедовых лазурных очах, потемневших от страсти, прокурор видела отражение своих тайных желаний. Не было никаких сомнений: они горят в одном пламени, и никто, кроме них самих, утолить его не способен.
Абиссариец поднялся со своего стула. В несколько широких, уверенных шагов он преодолел расстояние, отделявшее его от фон Веттин, не намереваясь более терзать её и себя этими неполными, ограниченными объятиями через обеденный стол.
Приблизившись так, что женщина без труда могла коснуться его, малефик склонился к ней. Запах пряностей, пепла и холода окутал Хельгу, точно покрывало.
- Я желаю тебя без остатка, - чуть хрипловато шепнул чернокнижник, вслед за Хельгой оставив всякие попытки вести диалог официально. - Хельга, свет очей моих, моя любовь, моё проклятие... До чего хороша ты, о, дивная, драгоценная Хельга!..
Бледные аристократические пальцы коснулись приоткрытых губ госпожи прокурора, нежно скользнули по щеке, затем по волосам, и тёмный маг бережно распустил собранные в строгий "пучок" пряди, позволив им свободно ниспадать на спину и плечи.
Хельмут вновь припал к губам женщины, и в этом поцелуе было столько нежности и затаенного огня, что фон Веттин на мгновение почудилось, будто она сейчас умрёт от непередаваемого восторга. Чернокнижник глалил её по волосам, ласкал через ткань одежды плечи и чуть выгнутую от удовольствия спину, нимало не переживая, что их могут увидеть. После долгого поцелуя он оторвался, наконец, от её губ, но лишь затем, чтобы целовать голубоватую жилку на хрупкой шейке. Пока одна его рука обвила Хельгу за талию, вторая расстегивала пуговицы на её блузке. Малефик покрывал поцелуями тонкие ключицы и очаровательную ямочку меж ними; его дыхание казалось обжигающим. Прокурор могла слышать, как часто бьётся его сердце. Пусть Хельмут и говорил, что не имеет никакого отношения к человеческому роду, наслаждение и красота, что даруются возлюбленным проявлениями плотской страсти, явно не были ему чужды.
- Ты позволишь отвести тебя туда, где никто не потревожит нашего уединения? - шепнул колдун на ухо Хельге.