В то время, когда чернокнижник вел свой монолог, кэндлмесский прокурор сидела почти неподвижно: разве что инстинктивно подогнув под себя скрещенные ноги - словно бы защищаясь от шокирующих вестей, да судорожно ухватилась за медальон, подаренный ей собеседником, непроизвольно скользя пальцем по его обводам - последние дни у женщины входило в привычку в минуты нервного напряжения касаться этого украшения, словно бы ища в нем успокоение.
И если жест Хельги уже сам по себе был показателен, то куда выразительнее было ее лицо, отбросившее ледяную маску спокойствия и невозмутимости, столь подобающую поборнику ватиканского правосудия. Пока колдун неспешно разворачивал перед ней изысканный узор полотна своих слов, фон Веттин смотрела на него широко распахнутыми глазами, в которых плескался подобный далекому и глубокому морю страх. Страх, что Хельмут не лжет, страх тем более сильный, что майор подспудно ни на миг не сомневалась в словах абиссарийца - хотя и пыталась себя заставить не верить в них. Лицо наследницы маркграфов попеременно то краснело, то бледнело - в зависимости от того, что говорил малефик.
Хельга чувствовала, что она на грани нервного срыва - она еле сдерживалась от того, чтобы зубы не начали непроизвольно стучать, как кастаньеты, и периодически облизывала пересохшие губы, не в силах осознать и принять слова чернокнижника о том, что она - та, кого он искал не одно столетие. Как не силилась прокурор найти в себе хоть что-то, что могло вызвать такой интерес высокопоставленного абиссарийца, ничего не получалось - ну не было в ней ничего сверхестественного и отличающего от множества служителей папского престола. Как она может быть давно желанным бесценным сокровищем для таинственного Хельмута, если за всю свою жизнь не выделилась хоть чем-то необычным из тысяч ей подобных, проводя годы свои в благонравной скромности и христианском смирении, лишь изредка позволяя клокочущему пламени страстей прорваться наружу - причем тут, в Кэндлмессе, этого не бывало?
Смотря открытым и прямым, хотя и донельзя смущенным взором в кристально-честные глаза хитрого колдуна, Хельга несколько раз порывалась ответить ему хоть что-то, но не хватало ни слов, ни воздуха: она лишь беззвучно открывала и закрывала рот, как рыба, выброшенная на берег. Вцепившись в бокал, как утопающий хватается за последнюю соломинку, прокурор одним махом осушила его, ничуть не заботясь о правилах приличия, и дрожащими руками схватила бутыль, позволив рубиновой жидкости вновь ударить по хрустальному дну.
Лишь выпив второй бокал, фон Веттин обрала способность связно говорить, хотя и почувствовала себя несколько захмелевшей - давно, очень давно ей не приходилось пить алкоголь так быстро и таким образом. Хмель сделал ее более храброй и более раскрепощенной - сомнительное подспорье в диалоге со злокозненным демонопоклонником.
Отставив кубок, Хельга, чуть скорнив голову, долгим и задумчивым взглядом посмотрела в глаза мужчины и, наконец, ответила:
- Простите мне мое поведение, господин Хельмут. Я была до крайности шокирована вашими словами - буквально поражена ими до глубины души. Как бы удивительно не звучали ваши речи, я вам верю: не знаю, почему, но верю. Я премного благодарна вам за предостережение, и, видит Господь, не премину им воспользоваться.
Натянутые до предела нервы не могли долго быть в таком состоянии, бурлящие чувства и эмоции требовали хоть какого-то выхода. Кроме того, фон Веттин сама желала чем-нибудь шокировать своего визави, поразить его в ответ, отыграться за собственное смятение. Посему Хельга, чуть приподнявшись и перегнувшись через стол, заклянула глаза в глаза чародею. На губах прокурора блуждала шалая, полубезумная улыбка, а голос обрел непривычно вкрадчивые интонации:
- Хельмут, милый мой, мы так о многом поговорили и столь многое узнали друг о друге, что мне кажется, что пора оставить все это красноречие для более официальных случаев и перейти на некую новую, неизведанную еще грань общения - более близкую друг к другу. Я, увы, не в курсе обычаев вашей родины, но у нас в Тюрингии в честь такого дела пили на брудершафт. Как вы относитесь к моему предложению?