Признаться, предложение Хельмута несколько ошарашило прокурора. Хельга аж отложила приборы, недоуменно воззрившись на собеседника. Она была настолько удивлена, что даже хваленная выдержка ей изменила. Высокие токие брови женщины взлетели вверх, широко раскрывшиеся глаза смотрели на чернокнижника, словно бы не веря в то, что именно он сказал эту фразу. Удивление не продлилось долго: но мужчине вполне хватило времени на то, чтобы понять всю глкбину изумления собеседницы.
Чуть порозовев от смущения, фон Веттин опустила очи долу, будто бы сосредоточив все свое внимание на тарелке. Впрочем, чиновница была достаточно благовоспитана, чтоб не дать повиснуть неловкой паузе. Гордо выпрямив спину и придав лицу максимально спокойное, даже несколько отстраненное выражение, майор устрмила взгляд в абстрактную точку где-то в нескольких сантиметрах выше и левее левого уха Хельмута. При всем при этом женщина инстинктивно скрестила ноги - словно бы зажимаясь и не давая всем вопросам и чувствам незамедлительно сорваться с языка. Ровно так же, отложив приборы, она поступила и с руками, скрестив их перед собой на краешке стола.
С точки зрения чиновницы, эта поза, хоть и выглядела нескольео зажатой, должна была продемонстрировать очаровательному мужчине всю строгость и серьезность служительницы закона. К несчастью не имея зеркала, Хельга и представить не могла, насколько смущенно алело ее лицо, и как из под строго сжатых губ так и норовила пробиться легкая улыбка.
Тон, с которым наследница маркрафов ответила изысанному визави, несколько отличался от ее всегдашнего голоса: он был буквально на пол-тона ниже, и в нем прорезались не свойственные ранее прокурору тягуче-бархатистые нотки:
- Мой драгоценный Хельмут, вы меня скоро совершенно засмущаете обилием комплиментов. Простите покорно, но я к ним несколько непривычна, хотя мне и весьма симпотизирует ваше положительное мнение обо мне. Ваше предложение задать вопросы, конечно, весьма интригующе, но, право дело, я поистине не ожидала такого. Посему мои слова, увы, могут показаться вам несколько сумбурными и нелогичными - всему виной моя неготовность к подобной ситуации.
Пока фон Веттин говорила эту длинную и ничего не значащую тираду, разум ее, пользуясь выигранным временем, судорожно метался в поисках вопросов, практически вступив в диалог сам с собой: "Господи Боже, что спросить-то? Почему вы чернокнижник? - Ага, он ответит, потому что ему так интереснее и привычнее жить! - Почему он не верит в Бога? - Потому что он верит в Люцифера! - Почему он не хочет покаяться и сдаться с повинной? - Он что, идиот, что ли? Не похож. - Почему он вызывает у меня такие противоречивые чувства и греховные мысли? - А тут, милая моя, ты сама виновата!"
В слух же фон Веттин, так и не найдя действительно правильных вопросов, спросила:
- Хельмут, друг мой, наверное, я пока поинтересовалась следующим: как вообще вышло, что вы заинтересовались мной? Почему вы решили привлечь мое внимание в том числе и способом, противным мне? Мои сны - ваша работа? Что есть я для вас, помимо вышеизложенного, как бы вы могли описать свои чувства и отношение? А еще я бы хотела, чтобы вы поподробнее поведали о себе. Да, и еще, ваше предостережение: не могли бы вы перевести его с иносказательного языка в более простую человеческую речь?