Залюбовавшаяся красотой места Хельга, казалось, потеряла само ощущение времени. Здесь, в маленьком запущенном саду, было царство спокойствия, скрашенного легкой ноткой печали, царство романтики и подлинных чувств. Суета ечноживущих городов и размеренная степенность деревень, бюрократизм ватиканских служб и балы аристократии, строгое уединение монастырей и благословенное пение церковных хоров, морготская суровость и ватикански клерикализм - все меркло перед величественностью того зрелища, что подарил ей Хельмут. Впервые открывшей для себя подобное состояние души Хельге хотелось сидеть так вечность: любоваться на мрачную красу заброшенного особняка, следить глазами за опадающими листьями, вдыхать холодный осенний воздух и ощущать в глубине сознания близость еще одной души.
Говорят, абиссарийцы бездушны, но может ли не иметь души тот, кто открыл ей очарование потаенного Кэндлмесса? Лишь на миг эта мысль заставила задуматься прокурора, и ответ пришел сам собой: конечно же нет! Сама подобная демонстрация говорила о Хельмуте многое, куда более, чем просто слова, и фон Веттин твердо решила, что спутник ее - лишь случайно оступившийся странник, капризами судьбы свернувший на дорогу Зла, но еще не потерявший себя на ней. Тот, кого еще можно спасти. И не будет ли спасение души заблудшего более христолюбивым поступком, чем наказание грешника? Невысказанная мысль оформилась в убеждение, но сейчас Хельга не желала продумывать все ее тонкости и нюансы - ей просто хотелось молчать и слушать мир вокруг.
Лишь когда заботливый колдун укутал ее в плащ и куртуазно предложил посетить благопристойный ресторан, прокурор почувствовала, что она действительно замерзла и, если бы не Хельмут, наверняка бы слегла завтра с простудой. Опершись на руку кавалера, фон Веттин поднялась. Но покинуть это прекрасное просто так было бы решительно невозможно: женщина просто бы не смогла себе такого позволить. Следовало оставить этому месту свой подарок - как знак благоговения и обещания вернуться.
Посмотрев на своего спутника и одарив его легкой улыбкой с оттенком ветлой печали, Хельга спросила:
- Хельмут, вы подарили мне это место, а я желала бы подарить вам и ему стих. Обычно я к ним отношусь спокойно, но сейчас... Сейчас эти строки так и просятся наружу. Вы позволите?
Получив от мужчины утвердительный ответ, фон Веттин повернулась боком к нему и, провела ладонью по своему лицу: будто окончательно снимая маску запретов. Неотрывно глядя в серое небо, кэндлмесский прокурор медленно начала:
Я мечтою ловил уходящие тени,
Уходящие тени погасавшего дня,
Я на башню всходил, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
И чем выше я шел, тем ясней рисовались,
Тем ясней рисовались очертанья вдали,
И какие-то звуки вокруг раздавались,
Вкруг меня раздавались от Небес и Земли.
Чем я выше всходил, тем светлее сверкали,
Тем светлее сверкали выси дремлющих гор,
И сияньем прощальным как будто ласкали,
Словно нежно ласкали отуманенный взор.
А внизу подо мною уж ночь наступила,
Уже ночь наступила для уснувшей Земли,
Для меня же блистало дневное светило,
Огневое светило догорало вдали.
Я узнал, как ловить уходящие тени,
Уходящие тени потускневшего дня,
И все выше я шел, и дрожали ступени,
И дрожали ступени под ногой у меня.
...Исполнив таким образом свое желание, фон Веттин глубоко поклонилась месту, не прощаясь с ним, и последовала за темным магом. Темные запутанные улочки Старого Города уже почти вывели их к цели, как произошло то, чего втайне так желала прокурор: она с Хельмутом попалась на глаза двум молоденьким болтушкам-стажеркам. Хельга почувствовала, как ее щеки покрылись легким румянцем, как сильней застучало сердце, как ее буквально с головой накрыло потоком противоречивых чувств. Тут было и некоторое смущение, и тягучая капля стыда, и гордость, и изрядная доля хвастовства - смотрите, какой кавалер ухаживает за мной! Как бы то ни было, прокурор не подала виду, что заметила подчиненнных, а продолжила идти рядом с держащим ее под руку красовцем-колдуном.
Предложенный Хельмутом ресторан и впрямь оказался выше всяких похвал: приличным, достойным и роскошным без пошлости. Мужчину, видимо, здесь знали, и провели пару в отгороженный от общей залы тяжелыми портьерами альковчик, где посетителям никто не мешал. И вновь Хельга подивилась вкусу абиссарийца: тот словнотглядел в душу прокурора, и знал, чем можно произвести на нее впечатление и очаровать. Фон Веттин чувствовала себя практически на седьмом небе от счастья - так за ней никогда в жизни не ухаживали, и никто досель не чувствовал так близко ее желания, интересы и потребности. Словно умелый музыкант, Хельмут мастерски играл на струнах души женщины: но Хельга не чувствовала никакой обиды за это. Это было странно, это было неправильно, но ей никогда и ни с кем не было так хорошо и уютно рядом, как с этим таинственным чародеем. Прокурор на какое-то время уступил место женщине: и это было в новинку, это было прекрасно. Желая проверить свою уверенность насчет прозорливости кавалера, фон Веттин попросила Хельмута заказать для нее что-либо на его вкус.