День промелькнул как-то совсем незаметно. Привычная работа помогла Хельге на время выкинуть из головы все опасные и интригующие странности, окружавшие её, точно ловчая сеть паука. Необычный кулон, оставленный возможным виновником этих самых странностей, вызвал восторг у секретаря и случайной посетительницы. Секретарь даже пыталась задавать дурацкие вопросы о личности дарителя, намекая на роман и тем раздражая фон Веттин. Хорошо, что Эдельмиро одёрнул её, и любопытная девица наконец-то убралась на своё рабочее место. Однако её назойливые предположения, если учесть общую безумную картину событий, вполне давали ещё одну версию происходящего: наличие безумного поклонника, упорно привлекающего внимание своего объекта страсти самыми эпатирующими выходками. Впрочем, от такой версии бывшая монахиня отмахнулась. Слишком уж это похоже на бульварный роман, а Хельга не считала себя подходящей героиней, закатывающей глаза и ожидающей спасения от некоего героического мужчины.
Но вот стрелки на циферблате старинных часов показали пять вечера, и маркграфиня, собрав вещи, покинула здание. По пути она посетила несколько лавок, прикупив продукты. Домой девушке идти не хотелось. Она испытывала какое-то смутное беспокойство, какое-то необъяснимое томление. Не то, чтобы Хельга волновалась за свою жизнь: выходки неизвестного ясно давали понять, что он пока не намерен убивать прокурора. Пока. Всё вообще походило на действия маньяка, старательно привлекающего к себе внимание... жертвы? Соперника? Кажется, её прежний наставник обронил как-то фразу о том, что любой серийный убийца мечтает быть раскрытым, а потому оставляет повсюду специфические метки. Неужто этот тип настолько хочет попасть в учебники по криминалистике в качестве примера, что не гнушается даже поступками, которые вполне можно интерпретировать не как уголовное, но как связанное с религией преступление? Мера наказания уголовного суда точно не шла ни в какое сравнение с приговором, который мог вынести инквизитор. Так чего же добивается безумец, распинающий свою жертву на потолке?
Хельга пожала плечами и поспешила к своему дому. Ноябрь почти завершился, и вечера становились всё темнее и холоднее. Она подозрительно осмотрелась, войдя в подъезд, но ничего особого не заметила: спокойная, улыбчивая старушка-консьержка, сонный рыжий кот у лестницы, тишина и чистота. Как будто вчера ничего не случилось... Нет, случилось. Атмосфера тут давящая. И в глазах у мадам Буше невысказанный страх.
У своей двери фон Веттин обнаружила ещё один сюрприз. Не имей он под собой жуткого и непонятного контекста, его можно было бы счесть приятным: в дверную ручку была воткнута чёрная роза с привязанной к ней чёрной же лентой запиской. Такой сорт роз, как знала Хельга, стоил недёшево. Впору бы думать о романтической чепухе, но девушка нутром чуяла, что ничего подобного тут нет. Подхватив письмо и записку, она скрылась в квартире. Усевшись в кресло, фон Веттин разодрала плотную белую бумагу конверта и развернула маленькое, аккуратно сложенное послание. Витиеватый, нарочито снабжённый большим количеством вензелей почерк. Алые чернила. Белая бумага без тиснений и прочих излишеств.
«Я рад, что Вы носите мой подарок, драгоценная Хельга. Я надеюсь, что вчерашнее представление, которое я устроил специально для Вас, показалось Вам забавным.
Вероятно, Вы, прочитав моё письмо, будете разгневаны и напуганы. Быть может, Вы даже изволите разыскивать мою скромную персону. Позвольте мне несколько облегчить Вашу задачу: Вы уже имеете средство, которое позволит Вам поговорить со мной.
Ваш друг».
Саунд:
ссылка