Никакой новой информации, проливающей свет на странные события в жизни прокурора, так и не появилось. Вечер тёк себе и тёк с неуклонностью широкой и неторопливой реки; кулон и книга мирно лежали в коробке, как и полагается самым обычным, никак не связанным с инфернальными силами предметам. Единственное, что оживило сию полусонную атмосферу, похожую на затишье перед бурей, так это визит мадам Верлен – почтенной вдовы отставного полковника, жившей через одну квартиру от Хельги. Худощавая высокая женщина тихонечко постучалась в дверь, извинилась за беспокойство и попросила у соседки немного рафинада. В просьбе той не было решительно ничего подозрительного: в это время трудно найти работающую лавку или магазин, а вдова – большая любительница чаепитий. Фон Веттин бессчётное число раз видела пожилую даму выходящей из расположенной неподалёку чайной лавки с неизменными бумажными пакетиками.
Прокурор поделилась сахаром, перебросилась с мадам парой фраз, следуя правилам негласной соседской вежливости, после чего женщины разошлись по квартирам, пожелав друг другу доброй ночи.
Посидев до одиннадцати за книгой, девушка зевнула, прикрыв рот рукой, и отложила томик на прикроватную тумбочку. Погасив свет и удобно устроившись на правом боку, фон Веттин провалилась в сон.
Снова перед ней раскрывались невероятными красками неведомые пространства: неслись куда-то вперёд дикие всполохи цвета и шума, извивались лентами не то змеи, не то рваные изгибы электрических молний, вздрагивали гроздья пространств, висящие в воздухе, пока резвый скакун, не желавший слушаться наездницу, не впрыгнул в одну из этих сфер. После невыносимой яркости оттенков и безумной какофонии звуков навалившиеся темнота, тишина и пустота казались болезненными, поскольку были столь же неестественными и чуждыми человеческому миру, как и их предшественники. Куда принёс бывшую монахиню конь из края умопомешательства, могущего привидеться разве что одному из обитающих в стенах дома сумасшедших бедняге? Тьма рассеивалась – но не постепенно, а скоро, резко, точно навстречу наезднице неслось с чудовищной скоростью громадное солнце. Хельга зажмурилась и, выпустив поводья (совершенно бесполезные для управления своенравным животным, впрочем), в защитном жесте подняла руки к лицу.
Прокурор проснулась, но так и не смогла понять, что именно разбудило её – жутковатое сновидение или громкий одиночный стук в дверь, напоминающий удар судейского молоточка. Стук… Стук! Хельга вскочила с постели, путаясь в одеяле. Она не подумала о том, чтобы накинуть халат, но зато прихватила с собой и сняла с предохранителя оружие. Когда фон Веттин рывком отворила дверь и взяла на прицел пустой коридор, вокруг царила почти такая же зловещая тишь, как в её полуночном видении. Тонкий, дребезжащий, режущий натянутые нервы скрип заставил девушку развернуться в направлении квартиры полковничьей вдовы. Разве будет серьёзная благожелательная дама развлекаться побудкой соседей посреди ночи и подбрасыванием им всевозможных вещей? Тёмная деревянная дверь медленно отворилась внутрь, и увеличивающаяся в размерах полоска тусклого света выхватила багровую цепочку капель. В нос ударил солоноватый запах, и леди прокурор ощутила, как по спине у неё прошёлся холодок воплотившегося дурного предчувствия.
Вернувшись к себе, маркграфиня вызвала отделение городской стражи и позвонила домоправительнице. Уже зная, что увидит в жилище, которое она прежде посещала всего два или три раза по приглашению на чай, Хельга двинулась к мадам Верлен.
Кровавая цепочка от входа вела в спальню; мебель и предметы декора стояли на своих местах, и непохоже было, чтобы тут происходила борьба. Ничего не касаясь, не ступая в лужицы крови, фон Веттин перешагнула через порог опочивальни и застыла на месте: над широкой старинной кроватью, распятая на потолке, висела мадам Верлен. Закрытая ночная рубашка из плотного шёлка, равно как и ночной чепец, кровавыми клочьями болтались на обезображенном теле; глаза трупа таращились с искажённого болью лица. Рот убитой был раскрыт, точно последнюю искру своей стремительно гаснущей жизни она вложила в страшный, пронизанный страданием вопль. На стене же, противоположной входу, алыми разводами было выведено "Хельга".
Саунд:
ссылка