— Тебе не ходить сюда, Жаррах! — ярился здоровенный криворогий штир, стуча себя по груди головкой не иначе как штировой же берцовой кости.
— Не тебе говорить мне, куда мне ходить, Явдар! — густо поросший тёмным волосом оппонент был ниже на два пальца, но шире в груди и вооружён острым куском дерева, — я ходил здесь ещё когда у тебя на голове не было этих бугорков!
Вот про бугорки он, конечно, покривил душой. Оба рога Явдара были покрыты засечками в знак побед не менее густо, чем его собственные.
— Я сломаю тебе ноги и тебя оттрахает вся моя стая, — продолжал вербальное насилие Жаррах, — вплоть до последнего безрогого кастрата! Я буду глумиться над тобой пока ты будешь умолять меня о смерти как Аску, Чёрный Козёл Пустошей, глумился над твоей матерью, родившей такое убожество!
Явдар, несколько смущённый и потерявший нить беседы, тем не менее стоял на своём. Оно и проще было, конечно. У него за спиной двое взослых сыновей, а у Жарраха взрослый лишь один, а двое лишь пряморогие подростки.
— Ты не пройдёшь! — твёрдо сказал он и, чуть пригнувшись, отвёл импровизированную дубину назад.
Жаррах посмотрел-посмотрел на него, взрыхлил было копытом землю, но уже более мирно сказал:
— Будь ты проклят, кролий выпердыш, поедатель нечистот, — и оружие опустил.
— Буду! — неожиданно весело отозвался Явдар, — как и ты, кусок блевотины, жалкое зрелище.
И пошёл к сыновьям. Сыновья же, недожидаясь одаривания тумаками, резко засуетились и заорали на успевших разбрестись баб, детей и лиц ним приравненным.
— Шевелитесь сучки! До захода надо быть у скалы Клыка, — подкрепляя крики ударами плетей и острыми копытами.
Был доволен Явдар. Он снова опустил перед всеми Жарраха, некогда по праву отца бившего его палкой по многу раз в день.
Был доволен Жаррах. Он услышал, куда собирается род Явдара и после заката тоже побежит туда. Убьёт его, сделает женщин — своими женщинами, а сыновей — своими сыновьями.
Наивный старый дурак же.