В детстве Паскаль помнил, как он с многочисленными родными, двоюродными, троюродными и еще бог знает сколи-юродными братьями толпился вокруг антикварного компьютера, принадлежащего его деду по материнской линии. Ребятне нравились игры. Беда для них была в том, что игры нравились и деду Саше и деду Джону - двоюродному дедушке Паскаля по отцовской линии.
Деды обтрясали ребятишек с кресел и садились по очереди играть в вышедшую в этом году Half-Life 3. Играли они обычно очень эмоционально, и матери с тётками старались оградить детей от влияния стариков. Впрочем, безуспешно. Вскоре в лексиконе ребятишек прочно укоренилось слово "fuck" с многочисленными предлогами, а также многогранные оттенки оценочной лексики русского языка. Обычно, через час игры и взаимных обвинений в криворукости и нубстве, начинались переходы на личности и национальности. Дедушки начинали называть друг друга исключительно "commie" и "буржуй недорезанный", выясняя, чья же нация более могущественна.
"Да у наших один Новочелябинск чего стоит!" - орал дед Саша в ответ на фразу деда Джона о неумении русских воевать.
Так Паскаль впервые услышал о Новочелябинске.
Уже будучи в команде Бродяги, Дюпон увидел на одной из станций в баре огромного человека с гербом на скафандре, изображающим волчью голову на фоне солнца. Человек угощал посетителей выпивкой, и сдружиться с ним не составило труда. С первый слов гиганта Паскаль вспомнил рассказы деда Саши. Про планету Новочелябинск, про дерево новочелябинцев, про семьи-листья. Большую часть посейдонец внятно бы не пересказал, но общую канву уловил. Кузя оказался компанейским парнем с суровой внешностью и хрупким ранимым сердцем прикрытым бронёй из грубоватого юмора. В секторе как раз было хорраговое предупреждение, на станции был карантин и все космики зависали в барах, обогащая владельцев, приканчивая стратегические запасы спиртного станций, трахая шлюх и сокращая друг другу количество зубов. Паскаль, хоть и не был трусом, дрался сам очень редко. Ослабленные невесомостью мышцы не способствовали развитию навыков рукопашного боя. Зато на Кузю смотреть было одно удовольствие. Кулебякин, по своей душевной доброте, никогда не бил никого ногами и выбивал не больше двух зубов.
Когда драки утихали, Кузя с Паскалем соревновались, кто кого перепьёт. (Дюпон жульничал, принимая собственноручно изготовленный стимулятор. Однако, не признался бы об этом и под пытками. Да и не так уж это было и нечестно - Кузя был в два раза тяжелее.) Пьяные разговоры приятелей были гораздо более откровенны, чем бывают обычные пьяные разговоры. Точки пересечения найти было несложно - оба искренне любили свои семьи, и хоть и были теперь далеко от дома, не мыслили себя вне её.
Карантин закончился взаимным обещанием посетить когда-нибудь родные планеты друг друга. Кузя пообещал показать Ковчег - корабль колонистов, служивший городом на этапах становления Челябы, ставший сакральным символом. Паскаль в ответ обещал показать косяки лучесветок, в брачный период мигрирующих между зубцами трезубца. Свой корабль предприимчивые посейдонцы растащили до винтика, приспособив в хозяйстве.
Расстались челябинец и посейдонец добрыми друзьями. Космические дороги пересекали их несколько раз на разных станциях, пока, наконец, не свели на корабле Джеймса Голдмана, убегающими от нашествия буссмаш. Тут Кузя спас всю будущую команду, обеспечив эвакуацию, а затем снова спас трёх незадачливых пайщиков от отравления, хватанувших некачественный пакет. Паскаль только ждал удобного случая вернуть должок. Но...
Кузя ушел, не сказав Паскалю ни пол слова, чем слегка задел его. Только чуть позже Дюпон понял, что Кулебякин не хотел его обязывать. Оставалось только держать кулаки за новочелябинца, надеясь, что тот сможет, преодолеет, распинает все турели ПКО, порвёт голыми руками обшивку, передушит всех работорговцев и притащит баржу на горбе.
Не получилось. Кузя ушел, красиво, как настоящий новочелябинец, забрав с собой толпу врагов. Но ушел. Со своими понятиями о чести, будто вынутыми из пыльного комода докосмической эры. Со своими грубоватыми шутками и добродушным характером. Со своей горой мышц и хрупким сердцем.
Паскаль, как настоящий посейдонец, к смерти относился филосовски. И как настоящий космик - довольно цинично. Внешне это почти не проявлялось, однако, смерть близких людей не была для него незначимым событием. Паскаль не показывал эмоций ни на похоронах бабушки Элен, ни брата Антуана Сергея Стивена, ни когда потерял троих друзей и учителя с предыдущей команды.
Но это вовсе не значило, что Паскалю было всё равно. Просто все свои чувства от смерти он выражал одинаково, не пуская их наружу.
Радио скафандра артиллериста настроилось на персональную частоту бойца:
- Счастливого... последнего... гипера... Кузя.
Вдох выдох. И снова после короткого прощания надо было думать о живых.
- Джеймс, достанешь транспорт с пушками, пойду я. Иначе - тянем спички.