Рэзор.
Один из медиков, судя по гонору – из первого отделения, сухой жилистый человек с окровавленными по локоть руками под закатанными рукавами рубашки, подчеркнуто презрительно отворачивается куда-то в сторону, достает мятую сигаретную пачку и выуживает из нее сигарету, не обращая внимания на оставляемые пальцами кровавые разводы на тонкой табачной бумаге и на собственных губах. В неровном свете кажется, что он даже облизывается после первой затяжки.
Второй, низкий и грузный орк из четвертого, остекленевшим взглядом смотрит на тебя не мигая, и по расширенным зрачкам можно догадаться, что часть морфия, предназначенная для раненых, до раненых уже не дойдет никогда. Но наконец он снимает опухший мозг с ручника и лезет в свой рюкзак, чтобы через минуту протянуть тебе пачку свеженьких бинтов.
– Бери бинты. Бинтов до жопы. Почти нихуя, кроме бинтов. Бинты-ы-ы... – с отвисшей губы срывается капелька слюны, блеснув в сполохах осветительной ракеты. Неожиданно орк с шумом подбирает сопли, торопливо оглядывается – не заметил ли командир отделения – и отходит в сторону к раненым. В его незастегнутом рюкзаке можно увидеть еще ворох бинтов – в разы больше, чем положено медику.
А в наступившей на мгновение тишине ты слишишь детский плач, тихий, но достаточно отчетливый, чтобы поверить, что это тебе не приглючилось от усталости или кровопотери от дырок в заднице, и понять, что исходит он из трущоб напротив захваченного здания, где полегла большая часть твоего отделения. И на самой высокой ноте он резко обрывается, как раз перед тем как командиры отделений громогласно командуют своим бойцам общий сбор.
Амбразуро.
– А я Сэмми, – каким-то неестественно высоким для орка басом выдает орк и замолкает, словно стесняясь своего голоса. И вдруг до тебя доходит, что это совсем пацан – лет пятнадцать-шестнадцать, не больше. Высокий, плечистый, невъебенно здоровый, с грязной и уродливой рожей – но зеленый, совсем не только в смысле цвета кожи. Просочился за каким-то хером в армейку, обмануть приемную комиссию с такими габаритами – вообще не проблема, и теперь он здесь, твой боевой товарищ, еще и пизды наверняка не нюхавший, несет свободу и демократию в дремучие эльфийские деревни, отстреливает гуков из висящей на плече М16, и получает боевые шрамы.
Внутри здания мелкий гоблин подбрасывает пару гранат как яблоки, словно раздумывая, какую из них схарчить первой. Услышав вопрос, он оглядывает странную компанию – перемотанного бинтами человека и громилу-орка с грязной повязкой на левой руке.
– Тебе гроб нужен, а не гранаты, – хмыкает одноухий, прячет оба предмета обсуждения в карманы разгрузки и исчезает в соседней двери, не давая возможности даже нахуй его послать вдогонку.
А на улице слышен призыв командиров отделений на общий сбор, и волей-неволей приходится возвращаться, потому что Сэмми тащится обратно с послушностью и упорством теленка.
Аргайл. Каждому.
И вновь командиры отделений ворчат, услышав приказ. Но уже – без возражений особых, просто от привычки поворчать, потому что лейтенант пережил вместе с ними, матерыми хряками, первое боестолкновение, и даже умудрился выполнить часть задачи, не просрав к херам весь вверенный взвод.
Третье отделение, укрепленное бойцами второго, занимает места на баррикаде. Точнее – одним бойцом, хитрым гномом с дырявой каской, что помогал лейтенанту вытаскивать своих товарищей из ада в трущобах, и теперь, вооружившись отнятым у раненого гоблина М60, торопливо досмаливает сигаретку. Прикрытые баррикадой, остаются возле раненых и убитых назначенные джи-ай: три морпеха – еще один гном, мелкий гоблин, орчара Сэмми – ходячий костыль для Амбразуро, – и "корпсман с забинтованной задницей", Рэзор, которому с остатками лекарств и ворохом бинтов теперь следить, чтобы никто из тяжелораненых не двинул копыта до эвакуации. Но морпехи рады поставленной задаче – теперь им не придется лезть на этот сраный мост.
Первое и четвертое отделения перебираются следом за лейтенатом через баррикаду и двигаются вперед, прижимаясь к земле и укрытиям, и стараясь не сильно шуметь. Танковая канонада по соседству помогает скрывать хруст щебенки под ногами, и вытянувшись в две цепочки по отделениям, бойцы вступают на мост, прижимаясь к толстым перилам.
Вода внизу едва слышно плещется о каменные выступы набережной, собирается в блестящие бурунчики возле центральной опоры моста и несется дальше, к океану. Реке насрать на разборки маленьких двуногих на ее берегах.
А нервы джи-ай натягиваются все сильнее, звеня, как перегруженные стальные тросы, потому что уж слишком хорошо все получается. Вот уже добралось до середины моста первое отделение во главе с лейтенантом, прячась в дырявых тенях от перил с левой стороны моста. Четвертое с другой стороны повторяет маневр, словно в кривом зеркале отражая все движения. Только тени у них почти нет, и поэтому жмутся они к мостовой, пачкая разгрузки в пыли.
Напряжение в воздухе растет все сильнее, чтобы наконец разрешиться одиноким винтовочным хлопком. Пуля щелкает в самый центр моста, между двумя отделениями, высекая сноп искр из тяжелого камня. Четвертое отделение в полном составе залегает, ощетинившись стволами и пытаясь просунуть их сквозь перила, потому что Хоук, сержант первого, орет "Контакт на два часа!", указывая рукой в сторону обгоревшего здания справа, перед тем как его вопль заглушается грохотом винтовочных очередей. Первое отделение не жалеет патронов, как и оставшееся на баррикаде третье, и фасад здания покрывается белесыми язвами от выбитой штукатурки на фоне черных обгоревших стен. В поднявшейся пыли вспыхивают редкие и одинокие вспышки выстрелов в двух соседних окнах на втором этаже, ближе к разделяющей здания улочке, что прямой стрелой уходит от моста в темноту центральной части города. Но куда прилетают их пули – одним эльфийским богам известно, потому что никто из джи-ай еще не упал на мостовую, обливаясь кровью.