Стэнли сидит, прислонившись спиной к изгрызенной шрапнелью стене, подальше от окна. Под седалище подложена найденная здесь же подпаленная с края циновка - чтобы не пачкать штаны; между хребтом и стенкой просунута какая-то ширма, что ли - чтобы, стало быть, не пачкать китель.
На коленях у Аргайла лежит планшет, на планшете - блокнот, открытый на чистой странице. В правой руке у лейтенанта карандаш: Стенли то решительно подносит грифель к бумаге, то отдергивает, будто боится обжечься. В левой - зажигалка. Большой палец то отщелкивает крышку, то захлопывает ее обратно. Щелк-щелк. Щелк-щелк.
Дневник - вещь нужная. Многие великие полководцы благочестиво вели дневник в минуты затишья и и вынужденного безделья. Дневник бесценен как основа для будущих мемуаров. А потом посмертного издания личной переписки, цитат... и самих дневников же! Потому вести его надо аккуратно, чтобы предстать перед будущими поколениями в правильном свете. Одухотворенном и возвышенном.
И о чем тут, спрашивается, одухотворенно и возвышенно писать?
Стенли тяжело вздыхает, и принимается остервенело врать в лист:
"Третьего февраля наш прославленный полк подошел к древнему городу Хюэ, вероломно захваченному мятежниками. Величественные древние стены..."
-Дай заценю... О, бедный Ху Ер Ик! - Ебать его в глазницу! Это был гук бесконечного тупоумия, и некрасивый до выблева. Всю жизнь он копался в дерьме...
Аргайл отрывается от письма:
-Немедленно прекратить! Какого черта ты делаешь, морпех?
Взвод отзывается недовольным ворчанием, все разочарованы прерванным представлением.
"Со мной взвод отличных американских парней, патриотов своей Родины. Простых, но честных и чистых..."
-Поднимаю на пять!
-Придержи коней, Мерфи, у меня только три есть...
-Тогда ставь жопу своей мамаши, гы.
-Полегче, сука, ты про мою ма говоришь! Может, жопа сестры сойдет?
Гогочут. Аргайл вздыхает. С хрустом выдирает полуисписанный листок из блокнота. Вот и зажигалке применение нашлось... Объятая пламенем бумажка планирует на грязный пол, и Стэнли растирает пепел подошвой ботинка. Нельзя так. Стенли решительно не понимает, что происходит на этой войне. Напишет все, что надо, когда поймет. Лучше бы уж в бой поскорей.
Убрал всю приблуду в планшет, закурил. Сидит, то на радиста поглядывает нетерпеливо, то на часы. То снова на радиста. И опять зажигалкой: щелк-щелк, щелк-щелк.
Вдалеке, среди взрывов попроще, прошла волна не то чтобы оглушительно громких, но основательных таких, нешутейных ударов. Пару секунд спустя они отозвались тремором пола, почти несущественным, но вполне ощутимым седалищем и ступнями даже на таком расстоянии. Словно землю-матушку прошибло легким ознобом. Словно отголосок шлепка по сраке особо борючей орчихи докатился тектоническими волнами до самых бровей, и стряхнул с них перхоть.
Взгляд на часы - 22, как по нотам. Стенли встает, закидывает на плечи шмотник, подхватывает аккуратно прислоненную к стеночке "черную винтовку". Каску нацепил, завязал ремешок. И горланит, подражая, насколько получается, сержанту - инструктору по строевой:
-Морпехи, приготовились! Авиация отработала, скоро выступаем!