Герцог пребывал в полнейшем смятении. События дня совершенно выбили его из какого-либо привычного состояния, он уже, откровенно сказать, совсем потерялся и запутался в своих собственных мыслях и переживаниях. На душе его скребли кошки, он чувствовал себя униженным и разбитым. А еще и это убийство… этот безумный молодчик… ну зачем он просто не бросил свой револьвер на мостовую? Почему не разжал пальцы? Грязный британский ублюдок… ничтожество… Как он смел ослушаться?!
С одной стороны ему хотелось рвать и метать, хлестать своим хлыстом направо-налево, хоть кого-нибудь, кто под руку попадётся. Заставить этих в конец потерявших страх полисмэнов страдать, извиняться перед собой, ползать, целовать грязные сапоги… Заставить молить о прощении всё их чёртового управление и участок, Скотланд Ярд, всю страну..
Свиньи! Солдатня!.. Грязные…. Грязные… Да, да как они даже глаза поднять на него посмели?! Безграмотные альбионские тва… Уф!
С другой стороны, герцогу само собой не хотелось поднимать из всего этого шум… Хватало уже и того, что здесь присутствовал этот стервятник журналист, Лэйн. То-то же будет смеху и пересудов в салонах и клубах Берлина и Вены, Мюнхена и Парижа, да всей чёртовой Европы.
Ох-ох…. Феликса повязали за поджог водевиля в какой-то вонючей английской дыре… ааххаха… ох, нет, что вы, граф, Баккендорф был арестован за драку с жандармами…. хи-хихи…хо-хо-хо… Да?! А я слышала, что он пристрелил любовника своей любовницы, какого студентишку… ох-ох…ах-ах..
В тоже время он ощущал некое облегчение, что всё это, вся эта глупая история, наконец-то кончилась.
Всю дорогу герцог не проронил ни слова, просто сидел молча глядя в окно, не слишком-то обращая внимание на то, что за ним происходит. На лице его застыло такое какое-то выражение брезгливой беспомощности, будто бы он наступил ногой обутой в домашнюю мягкую туфлю в глубокую грязную лужу, или даже может в кучу навоза. Губы его были искривлены, плотно сжаты и чуть подрагивали, а холеные пальцы добела сжимали лежащий на коленях хлыст.
За всеми этими своими мыслями и переживаниями Баккендорф даже как-то пропустил тот момент, что они уже какое-то время стояли возле небольшого дома на одной из узких улочек Лондона. А потому немало был удивлен, когда в экипаж ворвался вдруг доктор Эддингтон, видимо откуда-то вернувшийся. Поморщившись от громких воплей, которые издавал доктор и, с нескрываемым откровенным скепсисом, окинув взглядом, дикого вида штуковину, которую британец с гордостью держал в руках, немец снова вперил свой взгляд в окно и пробурчал что-то на своём языке… наверняка какую-то гадость. \
Слова произнесённые доктором… Не убивайте всех подряд… по новому кругу запустили мрачные мысли в голове Феликса и он даже прикрыл глаза на мгновенье. Хотелось уже побыстрее добраться до этого Скотланд Ярда и разделаться с этим днём уже окончательно… а потом всё. Что именно всё, герцог пока не думал, вернее может и думал, но как-то всё бессвязно, обрывками, да и с неохотой.
Чтобы хоть как-то отвлечься от своих дум, Баккендорф вдруг повернулся в салон экипажа и уставился пронзительным взглядом на инспектора.
- Что же это, Лестрад?!... – шевельнув усами, сердито заговорил он -… Этот человек в морге…этот лживый мерзавец.. эээ… этот… - тут герцог, подзабыв фамилию служителя морга, вопросительно глянул на других членов Общества, видимо ожидая от них подсказки -… ничтожный негодяй, вор и предатель. Он лгал нам, он врал мне в лицо… Он украл и продал лист…эээ.. страницу, выдранную из дневника этого выпотрошенного француза. Я требую, чтобы его немедленно наказали! Немедленно!
До этого бледное лицо герцога чуть раскраснелось, и он, выплеснув хотя бы часть накопившихся внутри у него переживаний, сразу почувствовал себя намного лучше.