В хлеву пахло сеном. Из хлипких окошек и открытых дверей бледными лучами падал на промёрзшую землю солнечный свет, а в нём – пыль, мелкий снег, крылья засохших мотыльков. Пустуют огромные загоны для скота, и большие, тёплые стоги сена горами вздымаются то тут, то там. Идешь, а под ногами хрустят прутики соломы. В ставнях завывает ветер. Он заставляет кутаться в шерстяные плащи совсем не от холода, а от тоскливой песни, которая страшнее любых морозов омрачает мысли, под кожу лезет, кусая нервы.
Рихтер.
Взвешивая все «за» и «против», Рихтер открыл шкатулку, решительным взглядом встретился с неподвижным ожерельем. У Густава свои противники, У Рихтера – свои, эфемерные, неодушевлённые. Накрывает ладонью и сгребает в кулак металлическое украшение.
Шумит ветер в ушах, громче и ближе… За окнами и щербатыми стенами поползли снежные бураны.
Шкатулка падает из рук Валя, с треском поломавшись на две части. Не чувствуя ног, Рихтер падает следом – на колючий сеновал. Царапнула по щеке солома, но мыслитель уже не ощущает её, потому что, открытыми глазами, находится уже не здесь, в грязном сарае, и дышит другим воздухом, шагает по другой земле. Смотрит сквозь пространство, а воздух там полон хвойных иголок, льда.
Густав.
Застыл в дверях сарая. То округу хмурым взглядом окинет, то за спину посмотрит, долго-долго изучая товарища. Безрадостный, унылый пейзаж вокруг. Большой пустырь припорошенный снегом, по которому изредка гуляет метель. Смотреть здесь не на что. Только на серую гряду домов, надевших белые шапки, в десяти метрах. Или на далёкие своды вечнозелёного леса? На небо, затянутое серыми тучами, которые ветер быстро гонит на запад?
Идут минуты. Рихтер еще не вернулся.
Хотел было пойти, прогуляться вокруг сарая, как из глубины халупы наконец-то знакомый кашель донесся.