Застонала дверь под сапогом. Затрещало, загудело, разлетаясь щепками, старое дерево. Снег вокруг ощетинился иглами. На третьем ударе замок слетел. Недовольная, разбуженная тьма отпрянула от порога, рыча и выпустив свои когти, спрятала лапы на чердаке. Внутри кто-то пел. Хохотал. Плясал между чёрными ящиками и висящими на стенах инструментами. Его многоликие тени носились по земле, искажаясь в тесном помещении. Это ветер безнаказанно ворвался в дом.
Никто не бросился из бурчащей темноты. Разбуженные мотыльки закружили по углам, путаясь в паутине, и запрыгали по солнечным дорожкам. Первый снег лёг на пол, задуваемый ветром. Танцевала пыль.
Густав зашел первым. Широкое помещение. Высокий потолок. Темнеет наковальня. Точильные круги молчат. На стенах: щипцы, молоты, кусачки, подковы, кувалды, затупленные мечи. Печь пристроилась у южной стены, и там же, на деревянном полу, сидит он. Мехами укутан, и кажется очень толстым, пузатым, крупным. Дюжина шагов отделяет его от Густава. Засопел, руками что-то перебирает под норковыми и лисьими плащами.
– Щзщ-щшзжьщ-… ц-ц-щзьц, – по-своему обращается, удивлённо, с вопросом. Только присмотревшись, Кроц замечает висящий под самым потолком мешок. Подозрительные черты человека угадываются в его формах. Есть еще. Спрятаны по всему дому. Запасы протеинов на долгую зиму.