Общее.
Зима в этом году начнется рано, говорят
Читающие-по-звёздам.
Пронеслось жаркое лето, яркой радугой отцвело, и уступило своё место ветрам холодным, плащам тёплым и ржавчине лессовой. В хижинах по вечерам топят печи – в небо ночное шлейф невидимый тянется, из дымоходов, где внизу пламя полыхает, – а богатые замки пытаются растопить гигантскими каминами, ведь дворцы знатных людей, как известно, остаются ледяными даже жарким августовским днём. Потянулась серая осень. Время, когда солнце еще не спешит за горизонт, успевает одарить людей своим теплом и заботой, но черная ночь уже подступает, за руку ветер ведёт, комаров и мошкару прогоняя. Деревья стальными лапами обдирает, листву в желто-бурые цвета окрашивая. Время сказочных историй у кострища на опушках, под треск дров и пляски искр. Грубое время, когда с каждым днём мир становится всё темнее и темнее. Инстинкты заставляют животных искать глубокие норы и берлоги, а человека – растапливать печь пожарче.
Вместе с холодом приходит и страх. Чем длиннее тени – тем реальней и осязаемее он становятся, а грешные мысли посещают голову все чаще и чаще. День коротает – длиннее ночь. Страшнее, коварнее и продолговатее становятся тени на дорогах, всё страшнее за порог выходить, в темноту, в ночь.
В общем, что ни говори, а осенью дел у людей хозяйственных только прибавляется.
Осень в этом году началась рано. Даже вы, пристально наблюдающие за миром, не смогли уследить, как листва нарядилась в желтое, и закружилась в хороводе, опадая на землю. Дорога ваша – всегда необычна, непредсказуема, таинственна. Не сами выбираете её, а она вас, думается иногда. А всё потому, что куда не сунься – дойдешь до чего угодно, но только не туда, куда сердце желало бы. Начнешь идти на восток, а попадаешь на запад. Идешь за солнцем, а оно оказывается за твоей спиной. Тропа, по которой ступаете сейчас, вела прямиком в северные земли. К Белому морю. Древним легендам и диким краям. За Алкию, Маоджан. За Латунные горы, в прерии снега без конца и края.
Очень мало на белом свете по-настоящему свободных людей. Все себя с чем-то связывают, рано или поздно возвращаясь к истокам, но вам – дух странствий известен не понаслышке. Почему север выбрали? Потому что не восток это. Не запад и не юг. Так завели ноги и нет в этом ни капельки чудес или волшебства. Из кабаков придорожных и трактиров по трактам пустынным. В города, великие или малые. В посёлки, безлюдные или цветущие – всё это не важно. Важно, что близится зима. Время холодов страшных и зверья одичалого…
Хрустят копыта лошадей по свежевыпавшему снегу – тут он еще в начале октября выпадать начинает, – цокают по камням, траву подминают. Всадников везут. Вьйоронгрим – «
Великий-Камень-На-Трёх-Холмах», – твердыня северных земель, туда путь держите. Месяц ехать. Далек и неприступен город-колосс. На самом краю мира раскинулся, оттуда, поговаривают в народе, первые люди пришли в незапамятные времена. Кровные северяне. Предки н`харнов, волькаров, туйнов. Тысячелетиями стоит Вьйоронгрим на том самом месте, где его изначально заложили древние люди, и простоит еще десятки веков. Так говорят очевидцы. Но вас исторические ценности мало интересуют. Из практических соображений туда путь держите. Земли те древние, никем так толком не изученные. Есть там вещи, ради которых стоит истоптать башмаки. Хорошее место для зимовки: слухов набраться, о краях разузнать, вспомнить, что значит среди людей жить – и кошелек набить туго. Но пока лишь в мыслях город северян, а впереди – по-прежнему необъятные территории: лесов ландшафты, реки замёрзшие, озера, снежные долины и неприступные горы.
Грачин. Небольшой город, центром графства Рюксого приходящий. С
Графом местным говорили лично. Феодал он мелкий, территориями здешними владеющий вот уже несколько лет. Троюродный сын двоюродного дяди короля. Всякие люди в мире встречаются: кто чествует вас яствами и добродушно, по-приятельски вина в кубок подливает, с интересом слушая истории, местами правдивые, а где и чуть надуманные. Но многие считают вас простым наёмничьим сбродом. К сожалению, в чем-то они правы. Приглашать к себе в дом вояк грозных – штука рисковая... Рассказал вам
Граф о деревнях в глубинке лесного массива. О проблемах финансовых. Еще вина подлил и осторожными окольными путями беседу о призвании т`нохов завёл. Говорит легко, слова с языка – птицей порхают, а сам глядит, серьезный весь. И рассказывает, что с приходом холодов в глубинах многовекового леса начали происходить странные вещи. Самому спать жутко. А тут еще о ведьме слух пошел. Огни в чащах загадочные. Зверье из лесу ушло. Просит помочь, выяснить, в чем же дело. И монету перед вами кладет. Звонкую. Огонь жаркий в ней отражается. Улыбнулись вы – улыбнулся и граф, весело расхохотавшись. По рукам значит!
К слову, вы и сами зорким глазом заметили неладное. Люди в Грачине и прилегающих к нему деревнях мрачнее туч. Бледные лица с глазами пустыми и вырезом-ртом. Зверья – действительно мало. И тихо, стоит в лес густой въехать, до жути тихо. Только не та это тишина успокоения, а другая – злобная, замогильная. Безмолвие царит здесь. Гнилыми листьями пахнет и водой застоявшейся.
За несколько дней пути многого наслышались от суеверного народа. Привал сделали на дворе постоялом. «У Геста Добреца». Дерёт этот малый, правда, совсем уж по-злыднецки. Вокруг – леса рюкские, да эта деревушка лесорубов, куда ноги вас завели. Дикие края. И люди тоже дикие.
Рихтер. Сон дурной. Очнулся в темноте комнаты, в поту холодном. Напротив – открытое настежь окно (но не ты его открыл, спать ложась). Видно луну, светящую прямо в лицо. Тихо, лишь дыхание слышно и ветра вой. Медленно, вдох за вдохом осознание приходит, что не спишь уже. Холод пробирает до костей – а ведь еще только сентябрь! – зевок напрашивается. Вспомнил, почему спать лёг, и вспомнил, где сейчас Густав. Товарищ твой боевой сейчас пьет, расплачиваясь за непомерно дорогую выпивку последними сбережениями. Где-то там он, внизу, в зале гостевом, последний раз именно там его видел. А ты спишь потому что голова разболелась. И ни эль, ни лекарства не помогли справиться с ней. Всю дорогу до трактира мигренью мучился и когда приехал – опрокинул с Кроцом по рюмашке да пошел спать. И помогло. Прошла напасть. Сидишь у себя в постели, холодный, но довольный. Дотянулся до стола, где подсвечник стоял. ЗВЯК… Так глина о паркет дубовый крошится. Ну и хрен с ним, со светом. Глаз Синдоры по-прежнему смотрит в окно, оценивая оголённый торс Мыслителя. Вспомнил почему-то легенду одну о серебряном небесном светиле. Говорилось там, что луна, на самом деле – душа прекрасной девушки-северянки, богами проклятой за её внеземную красоту. И лишь ночью может она показаться человеку, одаряя того либо счастьем, либо неудачей жестокой… А все-таки окно лучше закрыть. Так и простудится недолго. Глазами комнату обвёл – и вздрогнул, увидев в лунном свете тень на полу. Но вовремя понял, что она твоя. От греха подальше такие сны! Не первый раз уже такое случается. Позапрошлой ночью – всё то же. В последнее время слишком много кошмаров снится и не понять, по какой причине это происходит.
О трактире вспомнил. Гест-Добрец... Лысый хрен он, а не добряк. Толстый усатый дядька, воняющий луком, с липкими ладошками и зубом золотым, фальшивым. Номер он тебе сдал дрянной. Шкаф древний, стол да стул. Горшок ночной в углу. Коморка настоящая. Но Мыслитель везде комфорт найдет. Стол уже завален письменами, пергаментом шелушащимся. Поднялся, записи свои осматривая. Или же… не свои. Лист прямоугольный под руку попал. Не твой почерк. Слов в темноте не разобрать толком – поярче место нужно.
Легкий холодок по коже пробежал.
За спиной кто-то есть. Понял это так же ясно, как то, что не открывал ты окно, и что не свою записку в руках держишь, буквы разобрать пытаясь. Сзади. Там, в тенях объемных. Увидел его. Осознал. Мысли чужие, стук сердца иного, запах... И то, что сейчас в одном исподнем стоишь тоже прекрасно понимаешь.
Густав. Не нравятся тебе эти места. Глухомань дремучая и люди противные. Никто не составил компанию этим вечером – постояльцев у Добреца было мало (видать, знают люди, что за человек он), а Рихтер дрыхнуть ушел. В последнее время стал странности за ним подмечать. Может, так дикий край влияет на товарища, а может не только в этом дело. Лишь догадки можешь строить, да вино сладкое потягивать.
Но гораздо хуже то, что тут баб нет. Одни мужики с сединой и бородами до колен. Ни детей, ни женщин – по крайней мере ты ни тех, ни других еще не встречал. Странно это всё, неправильно. Как же ж живут тут люди?... Вообще, в дела подобных захудалых деревень лучше и не лезть, коль проблем лишних на голову огрести не хочется. С отшельниками вечно что-то не так. Мужеложцев деревни. Сектантов темных общины. Какой только дряни мир не видовал – всё тут собирается, как дерьмо на старый башмак.
В гостевом зале тепло. Большой камин из камня выложенный жаром обдает, искрится весело. Трещат поленья сухие, аромат аппетитный рот слюной наполняет. Масляные лампы, развешенные по углам, прогоняют тьму. Столы аккуратно стоят, и только за одним из них беспорядок – там, где Кроц сидит. Уже два пустых глинянных кувшина под столом, пустая миска с кусочками овощей на дне, кости обглоданные валяются (барашек жаренный, не иначе), а над всем добром - задумчивое лицо Густава застыло. Под выпивку думы особо хорошо идут… У полок тем временем Гест суетится. Ящики переставляет, кричит что-то в комнату рядом, откуда ароматы особо вкусные доносятся.
Смотришь на темное вино в кружке, а оно на тебя… Слышишь! Кричит кто-то на улице. За дверью. Словно удар колокола – пролетел по улицам вопль и скрылся. Только собаки залаяли в ответ, недовольно, ворчливо, гомон поднимая. В окно посмотрел. Проскользнул там силуэт чей-то.
А крик все еще в ушах стоит. Нечеловечий какой-то, неестественный. Хозяин у полок замер, на двери глядя. С кухни парень черномазый выглянул, с глазами круглыми, как пятаки.
– Чего это еще… – бурчание Геста послышалось, – ночь на дворе, с`кины дети.
А собаки всё лают. Еще кто-то рядом у окна прошел, порог миновав… Грюкнула дверь и старый дед в холл тяжело вваливается, как амбал подвыпивший, руками за невидимые поручни хватаясь. Дышит глубоко, и как заорёт:
– ПОЖАР, ДЯДЬКО ГЕСТ! ПОЖАР!