Сон в руку, думал Хотис. Вспоминал, стоя на пьедестале награждения. Не простой сон, наверняка боги сами влезли в душу, заранее расспросить чемпиона и подумать, исполнять просьбу честно или с каверзой, в назидание. Вот разговор и приснился, о желании и победе. Но в дреме часто бывает что тело и голова - твои, но как бы и не твои в то же время. Мысли, поступки спящего - такие, как сам бы никогда не поступил и даже не сказал. Хотя и думал. Или хотел какой-то частью себя. В общем, бывший гладиатор не смог во сне рассказать свой план греку. Как и поделиться с ним идеей - высшая справедливость и порядок среди кланов для фракийца значат гораздо меньше, чем месть. А Рим – что ж Рим. Будем считать, Риму просто не повезло с взобравшимся по семи ступеням гладиатором.
Хотис рассказал бы греку, что для него не важно, как именно будет уничтожена вся Римская империя и культура. Хорошо если б и он сам приложил руку. Хотелось бы, но даже личное участие нельзя оставить главным в просьбе. Сам италийский Рим, центр и сердце латинской империи, должен быть сожжен и уничтожен под корень восставшими рабами. И пусть возмездие запомнится символом и поступком, следом пугающего прошлого в мифах будущего.
А уж как падут окраины - это Хотис мог бы - и даже хотел бы! - оставить на усмотрение богов. Пусть появляется второй Александр Великий на Востоке. Пусть приплывают корабли легендарной Атлантиды на Западе, поднимают свои собственные знамена кельты, галлы, ливийцы, египтяне и прочие народы. Все равно.
Но...церемония, награда. О, в этом деле Рыбак понимал и принимал свои обычаи и ритуалы. Не место и не время излагать длинные громоздкие планы, расписывать все стороны своего желания и будущей жизни. Нет. Все хотят яркого, краткого, сильного решения. Значит, Рыбак скажет главное. А там - хоть трава не расти. Фракиец вытянул правую руку вверх, призывая к вниманию:
- Прошу крови и мести. Крови римлян. Мести, которая останется вечно в памяти людей. Продолжение восстания рабов, уничтожения Рима, падения в пепел истории всей его империи. Прошу, что бы уже через век не осталось никого, кто бы говорил на латинском языке. А через пять - пусть другие народы вспоминают Рим лишь в страшных сказках и мифах. Вспоминают как титана, повергшего самого себя. Сгнившего изнутри развратом и пороком кровавого гладиаторского рабства. Таковы мои слова, - сжал руку в кулак и замер каменной статуей, ожидая решения.