Вышел на Арену Мустафа, посмотрел вокруг - огромна чаша, может даже больше палаца эмирского, а люду-то сколько ковром колышущимся рассажено, наверное половина жителей славного Алтын-Сарая уместилась бы. Ух, дух захватывает, оглушает. Никогда раньше столько народу не видел бохатур, даже в поле ратном, когда супротив него войско вражеское стояло.
Поднял руки кверху уроженец далекого Барджанбека, кричит пораженный трибуны вокруг приветствуя.
Вышел, значит, на небо глянул от солнца щурясь, сторону нужную определяя. Копье в землю вогнал, а сам на колени подле него уселся. Надо бы было и сапоги снять, да только долго это очень, пока разуешься, пока потом натянешь - не поймет задержки местная управа.
- Велик ты, Аллах, и милосерден, и нет числа творениям Твоим, и людям, и животным, и джиннам, и мирам! Верю я, что и к этому месту Ты руку свою приложил. Так не лиши же меня присутствия своего, молю, о Всемогущий, надели хотя бы толикой малой силы четырех Престолов, и даруй победу над врагом. А если не угоден Тебе поступок мой, то пусть падет на меня кара Твоя!
Поклонился Мустафа Востоку, ибо уверен был, что если присутствует Всевышний на Арене, то непременно место его должно быть забронировано с той стороны.
- Да услышит Аллах того, кто восхвалил его!
Поднялся, шлем на голову нахлобучив, бармицей лик свой сокрыв. Копье резко выдернул, замахал им в воздухе яростно, криками воинственными разразившись! Зашагал к центру бодро, торжественно, что толку печалиться, если, возможно, пришел час твой последний?
Не удивительно, что за всем этим не поспел первым слово взять бохатур.
- Жнец! - явно передразнивая клыкастого противника промяукал Мустафа.
Не испугать чудищу иномирскому воина правоверного.
Копье снова рядышком воткнул, щит достал из-за спины в руку левую, десницей же саблю верную из ножен вытянул, махнул раз-другой разминаясь, на плечо положил. Стоит, одними глазами насмешливо сверкает.
- Дева пусть будет. - промолвил важно, к магрибцу черному обращаясь.