Орден св. Луциана не требовал от братьев особой аскезы, но лично отец Казимир был того мнения, что спартанский быт закаляет тело и дух. Впрочем, не то что орденской брат, а и какой-нибудь вельможа, пожалуй, потерялся бы в подобных апартаментах. Один гардероб был размером в половину иной крестьянской хаты. В итоге в нем и устроил Казимир свое жилище, перетащив из ванной массажную кушетку, а из гостиной - маленький столик. А гигантскую кровать приспособил для тренировки боя на нестойкой поверхности, и каждый раз заправлял после занятия.
Выходил отец Казимир практически только на Арену - наблюдать за боями потенциальных будущих противников. А остальное время проводил в молитве и тренировках. И прятках от незваных гостей. От особенно пронырливых, бывало, приходилось почтенному отцу скрываться под той самой кроватью и сидеть там, пока им не надоест искать.
И было у него тяжко на душе. Скверно. С того самого дня, как убил он на Арене другого слугу божьего. Часто приходили мысли: что за желание погубил отец Казимир? Он почувствовал в инквизиторе родственную душу. Такой человек не пришел бы с желанием эгоистичным и мелочным. Зависели ли от него судьбы сотни тысяч мужчин, женщин и детей? А что, если тысячи тысяч? Что, если все, за кого сражался Казимир - капля в море в сравнении? И что сделал бы Казимир, если бы знал это достоверно?
И тогда молился еще ревностнее отец, и постился, и изнурял плоть тренировками, но тяжелые мысли все не уходили.
И вот теперь - это.
Молчал отец Казимир, отведя взгляд от гостьи. Гонял мысли от одного края черепа к другому. Затем склонил голову.
- Благодарю, - произнес хрипло. - За предостережение. И за предложение. И... вообще, - Казимир не мог этого выразить как следует, но встретить подобную... женщину в этой обители греха было, в некотором смысле, крайне освежающе. Затем запнулся, пытаясь подобрать слова.
- Но скажите... если я попрошу вас о помощи. Не завершится ли это... тем самым, о чем вы меня предостерегаете?