Поговорили.
Скользит язык по губам, ощущая влажную соль на них - и сухость во рту. Он попросил рассказать о себе, это было не сложно - ворох воспоминаний обрывочных, и крохи личности, даже самой себе еще до конца не знакомой.
А затем он рассказал о себе.
"Здравствуй, дорогая."
Мозгоед ушел, но что-то осталось после него. Кто-то. Страх делает ватными ноги, подгибает колени и вообще вежливо, но настойчиво предлагает телу свернуться в позу эмбриона.
"Ну что ты, не пугайся так. Я твой друг. Твой старый дружок."
Дружок. Что-то приторно-гадостное в этом есть. Что-то свое, но такое, что хотелось бы спрятать в глубинах сознания и никогда никому не показывать. Даже себе.
"А мне было одиноко без тебя. Скучно и грустно. Но ничего, теперь мы вместе. Я больше никогда тебя не оставлю."
Никогда. Как приговор. Азур тогда обезумел, но в момент смерти он стал нормальным. Посмотрел тогда совершенно осмысленно, последним взглядом.
А у тебя на поясе тоже есть пистолет. С предохранителем или без, какая разница.
Стон срывается с губ. Хотелось - вопль, отчаянный, надрывный, но получается лишь тихий скулеж. Сгибается тело пополам, сворачивается в калачик, выталкивая такую - ах, как же хотелось бы! - прочную дверь шкафа, выбрасывает себя из темного укрытия, такого ненадежного перед длинными когтями, чтобы упасть на пол и забится в конвульсивных рыданиях. Спасительная тошнота накрывает с головой, выталкивая все чужеродное изнутри, со слезами и соплями вперемешку, лишь бы избавиться от дружка в голове, столь щедро подаренного мозгоедом вместе с жизнью. Или это и есть смерть? Медленная такая, тягучая, липкая...
"Кстати, а что мы теперь знаем о мозгоедах?"
Не вышел... Дружок.