Вправить вывих Рей, смазать обезболивающей мазью и наложить тугую повязку, фиксирующую голеностоп, было делом пары минут.
- Отделалась легким испугом, - констатировала Ровена, доставая из морозилки ледяной гель. - Вот, это держи не меньше двух часов. Нагрузку на сустав не давать, пусть тебя теперь на руках носят. Кто первый на наряд вне очереди? - это была довольно-таки немудрящая шутка, но шуток получше у капитана не нашлось.
А еще через несколько минут даже такие шутки закончились. Совсем. Когда принесли Уилла.
- Так. Все вон, все закрыли рты, - жесткий сухой голос, трескучий и вымороженный. И О'Райли отключилась от окружающего мира.
Только Уилл.
У капитана нет нервов. У врача их еще меньше. Какие могут быть нервы, когда твой близкий, родной человек здесь, сейчас, в коме, умирает, истекает кровью, и его жизнь в твоих руках, и тебе не на кого надеяться, не на кого свалить ответственность, ты не можешь сидеть и с тревогой сверлить глазами дверь, веря, что кто-то всемогущий сейчас сделает это, спасет, и все наладится, ты не можешь в это верить, потому, что должна это делать сама, забыв о том, что он свой, родной, забыв обо всем, кроме того, что ты врач, и ты не смеешь, не смеешь сорваться и ...
А руки, уверенные руки Ровены тем временем считали пульс, приподнимали веко, подключали мониторы, подсоединяли кислород, настраивали сканер, вонзали иглы, разбивали ампулы, заполняли флаконы, обрабатывали, накладывали повязки, и снова измеряли, считали, разбивали, и снова, и снова, без конца, до конца- до какого еще конца? до победы! - потому, что надеяться она может только на себя, нет, не надеяться, надежда - глупое чувство, она может быть только уверенной, она должна...
- Еще немного, Уилл, потерпи, вот так, вот так, молодец, милый, - шептала она, не заботясь о том, слышат ее или нет.