На кеземши в лагере было страшно смотреть: во-первых, опухшие от комариных укусов, во-вторых, злые-презлые. И было от чего: сначала больше месяца перли по степи и пекли лепешки под мышками у верблюдов, теперь сидят в грязи и сырости - абсолютно чуждом для них климате, да еще и комары. И союзники какие-то никчемные, плюгавые попались и неорганизованные до жути. Подняли восстание, называется. Тьху. Сразу ясно, что за них наемникам воевать придется.
И в довершение всего нужно через озеро плыть. На каких-то хлипких тростниковых посудинах. А из кеземши никто плавать не умел, негде в Шезелехе этому научиться, и незачем. Так что воины опасливо косились на водную гладь и привязывали к лодкам, которые помогали строить, лишние пучки тростника под недоуменными взглядами гоблинов.
Одно хорошо: воевать будем с Энкарраном, а значит, добыча ожидается знатная. Мысли о ней согревали души бойцов. Для дополнительного сугреву и поднятия духа Йха-Мелек ослабил ограничения на выпивку в лагере, и вечерами разносились над лагерем песни чернокожих воинов.
А сам Йха-Мелек наносил визиты вежливости прочим командирам, выпивал с ними и беседовал, да на войска их посматривал. Чтобы знать, с кем вместе воевать придется.