Пребывая в смущении, стыдясь эмоционального взрыва, эладрин не сдвинулась с места. Опущенный к земле взгляд Занмора только сильнее уверял ее, что все совершенно не в порядке.
- Я умираю, - выдавила из себя признание чародейка, затравленным зверем поглядывая исподлобья на стража. Его объятия, ранее столь приятные, показались ей сетями, которые удержат ее от страшного шага, но куда более милосердного, чем предлагала ей судьба. - Разве тебе не больно смотреть на меня? - прошептала она, уткнувшись взглядом в грудь Первого Клинка, и вздрогнув, когда его руки обвили ее плечи. Чародейка сжимала зубы, изо всех сил сдерживая слезы, и в ответ робко приобняла Занмора за талию. - Мне страшно. Я не знаю как это произошло с нами, что это... как с этим бороться? И у меня совсем нет идей, - продолжала шептать Назос, почувствовав горечь во рту скорее выдуманную, чем настоящую. Усилием воли, колдунья заставила повернуть испещренное темными линиями лицо к милому забавному Торину, этому рыжему солнышку с топором и занятным огненным, как и его богатая растительность, нравом.
- Торин... да, нужна. Нас с Шиалой что-то отравило. Но я не припомню, чтоб меня что-то кусало или я бы поранилась об отравленную иглу или лезвие, - заговорила ворожея привычным рассудительным и спокойным голосом. Это давалось ей с трудом и только потому что Занмор остановил ее, желая видеть ее целой и невредимой. - И Грумбар, кажется это и его коснулось. Но оно не похоже на яд, - проговорила эладрин, вспоминая, что иногда создавались опасные книги, чьи страницы обильно смазывались отравой, дабы убить человека, которому принесли ее в дар. - Это... это какое-то темное чародейство... - Хатранец раздосадовано замолчала, закусив губу.