Оба сознания Арканоса медленно плыли по тёмному безбрежному ничто, невесомые и едва заметные. Глубокий сон - глубокий, как сам Тартар - властвовал над ними, не давая ни воспринимать действительность, ни осознавать себя. Без мыслей и чувств было это колдовское сновидение, заполнившее собой мироздание для демона и человека.
И лишь едва заметное прикосновение ощутили они: неведомая воля осторожно, словно кончиками пальцев, прощупывала и расплетала вала тонкие узлы и извитые лабиринты памяти. Ни Асфодиэль, ни морготский офицер не смогли бы объяснить, почему за миг до того, как темнота завершилась, они одновременно воспроизвели именно эту ассоциацию.
Но этот маленький факт сразу же потерял своё значение, потому что оба низринулись с громадной высоты в омут, бывший долго запертой частью их естества. Что-то такое, что заклятие Стефана Нагльфара скрывало от них, было теперь свободно и затопляло оба разума, отчаянно мечущихся, точно от боли.
В физическом мире по лицу ликвидатора пробежала тень болезненного напряжения, а с приоткрытых губ слетел страдальческий стон.
- Что со мной?.. - едва слышно, так, что нельзя было разобрать слов, сквозь сон прошептал убийца.
Они вспоминали те дни, когда Арканоса ещё не было даже в проекте, а его составные части - демонический граф Асфодиэль и Элексиэль де Шель - понятия не имели о существовании друг друга. Дни, запечатанные чёрной магией в холоде и отчуждении забвения. Всё, что когда-либо переживал Элексиэль до того момента, как перестал быть человеком.
Черноволосый темноглазый мальчик лет десяти серьёзно смотрел молодую ещё, красивую женщину, одетую в выходное платье бордового цвета. Она сидела в кресле и улыбалась, хотя глаза её оставались печальными.
- Маменька, чем я так прогневал отца, что он не желает меня больше видеть и гонит из дома?
- Элекси, отец на тебя вовсе не зол. Ты просто всё неверно понял, - ответила Рита де Шель, супруга Теодора де Шель и мать его детей. - Он хочет, чтобы у тебя было будущее. И чтобы ты вырос сильным и способным за себя постоять. Потому-то он и направляет тебя в Академию. Ты сможешь приезжать домой на каникулы и праздники. Мы всегда будем рады тебя видеть, милый.
- Вот оно что... - с удивительной серьёзностью заметил ребёнок. - Жаль, что его сиятельство мне сразу так не объяснил. Я, маменька, действительно запутался и неправильно подумал.
Рита обняла сына и поцеловала его в макушку. На душе у неё скребли кошки. Графиня хотела, чтобы её младшенький продолжил обучение в пансионате, а потом поступил бы в университет. Стал бы врачом, преподавателем или учёным. Он очень сообразительный и прилежный мальчик. В кадетский корпус бы Саймона, среднего. Тот только и делает, что бьёт баклуши и проказничает. А стань он кадетом, так хоть вдруг повзрослел бы?
Но супруг упорно настаивал на том, что военным станет Элексиэль. Рита и упрашивала мужа, и рыдала, но тот был непреклонен. Третий сын знал об этом, потому как стал случайным свидетелем сей сцены.
Через неделю после этого короткого разговора женщина прощалась с сыном, сидевшим на заднем сидении автомобиля. Мальчишка слёз не лил и держался молодцом. Он был уже достаточно взрослым для того, чтобы понимать причины действий главы семейства. Он - третий сын, которому не угрожает управлять домом де Шель. Следовательно, он должен уметь позаботиться о себе сам. И не запятнать при этом честь своего рода.
Элексиэль улыбнулся с трудом сдерживающей слёзы графине и проговорил:
- Не нужно волнений, маменька. Я не дам ни Вам, ни отцу повода стыдиться меня.
В кадетском корпусе до юного графа де Шель очень быстро дошли основоположные простые истины. Во-первых, он должен успевать и по части теории, которую немилосердно с самого начала впихивали в головы будущих офицеров, и по части физической подготовки. Поблажек здесь не давали, и за любой проступок или невыполнение учебной программы можно было получить наказание. Во-вторых, нарушать дисциплину было себе дороже. С этим было так же сурово, как и с учёбой. В-третьих, все неприятности с однокурсниками и кадетами постарше лучше было решать самостоятельно. Титулы теряли своё значение, а обращение к преподавателям считалось кляузничеством и поводом для глубочайшего презрения со стороны всех бывших в курсе события учеников без исключения.
Пришлось выучиться этим нехитрым правилам.
Первое время Элексиэль часто появлялся на парах с синяками, однако это, по его словам, было исключительно итогом его неуклюжести. Мальчишка говорил настолько уверенно и убедительно, что задавшему вопрос преподавателю не оставалось ничего, кроме как принять слова кадета за абсолютную истину. Впрочем, в течение года "неуклюжесть" куда-то испарилась, отметив перед этим лица и тела некоторых других обучающихся.
После полуторамесячных летних каникул юный де Шель возвращался назад уже уверенным и спокойным. Теперь он знал, что мир может быть таким, каким он захочет. Если сильно постараться.
И Элексиэль старался. Ему противно было видеть, когда обижали слабых. Когда поступали бесчестно. Но ведь для того, чтобы урезонить выпускника, решившего "подшутить" над новичком, мало уметь красноречиво говорить. Хорошая зуботычина на иных действует лучше… и требует отменной боевой подготовки.
Молодой де Шель при этом никогда не переступал черту, никогда не превращался из защитника в тирана. Будучи хорошо успевающим кадетом, он не задирал носа и не кичился своими достижениями, что вкупе с харизмой, честностью и готовностью прийти на помощь товарищу принесло третьему сыну главы семьи де Шель уважение и наставников, и учеников.
На выпускном экзамене его приметили кардинал Куартин и полковник Файэ, командовавший "Крестом Святого Петра", и уже через несколько дней Элексиэль держал путь в Монтиль, чтобы начать службу под началом полковника. Он, как и обещал, не заставил своих родителей краснеть.
В 3988-ом году двадцатичетырёхлетний сержант вместе со своим отделением в числе всей третьей штурмовой роты "Креста" был направлен в Моргот.
Из жуткой бойни, в которой его рота была на острие атаки вместе с «Морготскими Волкодавами», он вышел живым и овеянным ореолом героизма. Почти сразу Элексиэлю поступило предложение, от которого не отказываются. И де Шель принял решение, которое изменило всю его жизнь: отныне он сражался под знамёнами Бэзила де Рэ и нёс знаки отличия «Волкодавов». А после того, как удалось снять осаду с крепости Астракс…
Розалин Марчетти была младшей дочерью Амадео Марчетти – тогдашнего коменданта Астракса. В свои двадцать два года она имела законченное высшее медицинское образование и диплом полевого хирурга, живой острый ум и мрачноватое чувство юмора. Девушка не была первой красавицей провинции, и нашлись бы те, кто сказал бы, что она слишком уж тонка, и что глаза её черны, а кожа слишком бледна, и это делает её похожей если не на ведьму, то на вампира. Но то, что оттолкнуло бы иного "ценителя женской красы", свело с ума графа де Шель. Врач, в свою очередь, тоже не могла перестать думать о статном остроумном парне.
Молодые люди были неразлучны, когда офицер оказывался в Астраксе. Всё своё свободное время он уделял Розалин и часто бывал в доме коменданта.
Ни с одной другой девушкой ему не было так интересно, как с девицей Марчетти. И спецназовец, отметя опасения (всё-таки он наследовал только титул, но никак не состояние своей семьи) и собрав волю в кулак (почему-то он волновался перед сражением куда меньше, чем перед тем, как просить у капитана Марчетти руки его дочери), обратился к коменданту крепости с частной беседой.
Опасения вышеозначенные, как выяснилось, были напрасными: Амадео не волновали ни титулы, ни особенности наследования капитала семьи де Шель. Офицера, просившего Марчетти отдать свою дочь ему в жёны, комендант находил толковым, надёжным и честным человеком. Ответ его был прост и однозначен: лично он своё благословение даёт и, ежели Розалин ничего против бракосочетания не имеет, то обвенчаться молодые могут хоть завтра.
Розалин и Элексиэль решили подождать окончания войны и ограничились помолвкой.
Морозным ноябрьским утром "Морготские Волкодавы", плацдармом для наступления которых в этот раз стал Астракс, бодро экипировались, проверяли оружие и рассаживались по транспортам. Де Шель, получивший недавно звание младшего лейтенанта, а в придачу к нему – взвод под своё командование, был уже собран и теперь наблюдал, как его люди завершают последние приготовления.
- А я думала, что меня всё-таки разбудишь, - послышался сзади девичий нежный голос, такой знакомый и любимый.
Граф обернулся и лучезарно улыбнулся невесте:
- Я не хотел тебя будить. Ты так сладко спала, что мне стыдно стало тебя тревожить.
Розалин обняла его и приподнялась на носочки, заглянув ему в лицо.
- Ты неисправим.
- Но ты меня разве не за это любишь?
Девушка тихонько рассмеялась:
- Поцелуй меня.
Элексиэль тот час же и с явным удовольствием выполнил эту просьбу.
- Я хочу кое-что тебе сказать, Элекси.
Подали сигнал к выезду, и младшему лейтенанту пришлось поспешить занять своё место в одном из БТРов.
- Придётся подождать до вечера, Роза. Люблю тебя, - де Шель ещё раз поцеловал девушку, обнял её, а после быстрым шагом направился к посадочной площадке.
Второй взвод третьей штурмовой роты "Морготских Волкодавов", который вёл в бой Элексиэль де Шель, оказался в центре чудовищной мясорубки, потому как в авангарде абиссарийской армии шли ведьмы из Круга Гнева на своих кошмарных адских гончих. В лице легендарного морготского спецназа они встретили достойных противников, и силы Глатана, уткнувшись в несокрушимую преграду, начали вязнуть. С левого фланга ударила тяжеловооружённая пехота ордена Великомученика Тристана, с правого – экзорцисты ордена Тернового Венца. Демонические машины, похожие на гигантских пауков или крабов, непростительно долго не подходили на выручку пехоте и кавалерии люцифераин, поскольку оказались задержаны на переправе через реку Коцит огнём артиллерии.
Спустя пять часов ожесточённой битвы абиссарийцы начали отступать. По ватиканским рядам прокатилась весть о том, что демогоргот Глатан благополучно отбросил рога и копыта, в чём ему оказали помощь граф Бэзил де Рэ и магистр ордена Тернового Венца Фредерик Ликбехт. Последний, правда, находился при смерти. Католическое воинство ринулось в наступление с новой силой, радуясь гибели Глатана и горя жаждой мести за безвременную кончину Ликбехта.
Рядовой морготской армии, лёжа на талом от крови снегу, с трудом сдерживал прикладом автомата готовую сомкнуться на его горле пасть жуткой зверюги, на которой восседала абиссарийка.
Грянула очередь, и адская псина отпрянула, оросив алым снег. Рыкнув, она побежала на храбреца, который посмел лишить её хозяйку развлечения. Увернувшись от клыков адской гончей, Элексиэль вскинул автомат и нажал на спусковой курок. Ведьма, занёсшая для удара хлыст о семи хвостах, взвизгнула и повалилась на спину своей ездовой собаки. Тащившую за собой шлейф кишок гончую окончательно упокоил спасённый графом юнец.
- Господин младший лейтенант… - по тому, как округлились глаза у побледневшего паренька, де Шель живо сообразил, что новая угроза надвигается с тыла. Отбросив автомат, перезарядить который он уже не успел бы, Элексиэль в развороте выхватил меч и сумел отразить удар глефы.
И завертелось. Ведьма с развевающимися по ветру алыми волосами, прекрасная, точно цветок розы в утренней росе и жестокая, точно море в шторм, гневно вскрикнула и замахнулась вновь. Спецназовец уклонился вправо, врезал эфесом меча по морде гончей и теперь заходил с фланга. Красноволосая развернула пса, стиснув его бока коленями, и повела глефу сверху вниз. Оружие вспороло кольчужный ворот и крепления подшлемника ватиканца, но его клинок остался чистым. Зато гончая осталась без уха.
Автомат рядового заклинило. Но бросать спасшего ему жизнь человека один на один с взбесившейся фурией владелец испорченного ствола, очевидно, не собирался. Обнажив меч, он понёсся на подмогу…
- Уйди, дурак… - Элексиэль отпихнул парня и осёкся. Лезвие глефы, сочащееся чернотой, прошило насквозь грудь "Волкодава" и показалось из его спины. Ведьма хмыкнула и резко вырвала клинок из тела.
Граф де Шель пошатнулся, приложил к пробитой груди руку и начал заваливаться назад. Шлем с его головы упал, подшлемник съехал куда-то к затылку. Совсем рядом захрипел, хватаясь за перерезанное горло, рядовой. Покончив с юношей, ведьма Круга Гнева чуть свесилась с седла и оценивающе посмотрела на распростёртого в луже крови графа.
- Слишком скучно это будет – оставить тебя на корм червям, ватиканец, - промурлыкала ведьма и, подцепив Элексиэля глефой за кольчугу, втащила его на своего пса. – Эй, Орф, передвигай быстрее лапами. Пора нам к телепорту, пока нас совсем не прижали рабы распятого. Добыча и так хороша сегодня.
Гончая галопом помчалась прочь, перед глазами мужчины замелькало гаснущее небо – и скоро совсем померкло.
- Элексиэль, - едва не пропела Сафор, склонив голову на широкую грудь графа. Ни раны, ни шрама не было и в помине – любимая игрушка ведьмы должна быть безупречна, и новые безобразные отметины ей ни к чему.
Пленник повернул к Нагльфар лицо, и она с неудовольствием отметила отстранённость в его взоре.
- Элексиэль, - поигрывая цепью, прикреплённой к надетому на де Шеля ошейнику, девушка погладила его по волосам, - почему ты так холоден со мной? Ты – мой любимец уже почти четыре месяца, но ничего не меняется. Я недостаточно красива? Или что-то не так делаю? В Морготе предпочитают игры поизощрённее?
- Нет, - без всякого выражения ответил младший лейтенант.
- Тогда назови мне причину.
- Ты можешь использовать заклинание мезмеризма (так у вас называют заклятия, целью которых является человеческий разум?) и узнать ответ сама.
- Я хочу, чтобы ты ответил.
- Учти, Сафор, что ты сама этого захотела.
- Так почему?
- Я не люблю тебя, Сафор. Ты действительно красавица, но душа у тебя злая и жестокая, а ум занят только удовлетворением собственных капризов – не важно, жажда боя это, желание кого-то без вины истязать или похоть. Ты – монстр в обличии ангела, и для тебя в моём сердце нет места.
Раздался звон пощёчины, и на левой щеке Элексиэля расцвело багряное пятно.
- Ты пожелала моей откровенности. Чем же она тебе не нравится?
Колдунья не слушала его. Вскинувшись, она вскочила и швырнула в спецназовца подушкой, от которой он ловко увернулся.
- Я не хочу, чтобы ты принадлежал кому-то другому! Ты – мой, только мой! И ты должен думать только обо мне, а не о какой-то другой женщине! Я заставлю, заставлю тебя!
Сквозь прутья клетки Элексиэль смотрел, как Сафор разговаривала с высоким горделивым мужчиной. Он выглядел чуть старше неё, был светловолос и сероглаз.
- Стефан, я хочу, чтоб он стал послушным. Что угодно с ним делай, но пусть он станет покладистым. Только не уродуй. Я тебе не прощу, если ты его обезобразишь.
Колдун надменно смерил взором военнопленного и кивнул:
- Хорошо, сестра. Но ты ведь не против, если он понадобится мне в завершении моих опытов и научной работы?
- Да делай с ним всё, что угодно!
Де Шель потерял счёт времени. Сафор обожала развлечения наподобие пыток, но её братец превосходил её в этом настолько, что ведьма выглядела на его фоне едва ли не агнцем. Минуты становились часами, а часы – вечностью, лишающей надежды и желания жить. Фантазия Стефана Нагльфара была столь беспощадна, что даже Асфодиэль, вместе с Элексиэлем переживающий каждое воспоминание, не находил аналогов иным способам, которыми чернокнижник терзал пленного офицера. Если бы "Волкодав" из лаборатории этого сумасшедшего садиста попал в Ад, то непременно счёл бы его Раем. Только мысли о находящейся за сотни километров отсюда Розалин Марчетти позволяли ему вынести эти бесконечные мучения и не потерять рассудок.
Арканос метался и стонал на раскладной кушетке, на кою его уложили ассистенты Лилиан Коэпто. В один момент что-то заставило его так сжать руку на перекладине, за которую была закреплена ткань, что он погнул её и когтями разодрал материю.
Но однажды всё пошло не так, как обычно. Младшего лейтенанта привели не в лабораторию, но в небольшую залу, посреди которой стояла плоская прозрачная линза метра два диаметром, заключённая в резную раму из белого металла. И приковали напротив неё цепями к полу так, что мужчина вынужден был стоять на коленях.
- Я хочу, чтобы ты кое-что увидел, ватиканец, - довольно сообщил колдун, и нотки, прозвучавшие в его голосе, заставили сердце графа сжаться. Предчувствие непоправимой беды наполнило его существо.
Линза засветилась белым, а после на ней появилось изображение. Окрестности крепости Астракс, которые так хорошо знал де Шель. По малозаметной тропке, утопающей в зелени, шла Розалин Марчетти. Шла, задумчиво опустив голову и ничего вокруг не замечая. В её смоляных волосах белела седая прядь. Облачена девушка была в чёрное траурное платье, лишённое каких-либо украшений и перехваченное под грудью ремнями плечевой кобуры. Хоть одеяние это имело завышенную линию талии, от внимания офицера не укрылся заметно округлившийся живот комендантской дочери.
- Вот она… - прошипела зло и ревниво Сафор, опускаясь на специально для неё установленное рабами напротив вижионарии кресло.
Розалин дошла до старой каменной беседки, выстроенной почти у кромки Вестерхеймского леса. Там она и Элексиэль когда-то обожали проводить время.
Младшая Марчетти уселась на мраморной скамье и печально посмотрела на заходящее летнее солнце. Было слышно, как она вздохнула. И как шелестел ветер в кронах деревьев. И как поют птицы. Девушка бережно погладила рукой выпирающий живот и заговорила:
- Тише, тише, Элекси. Не толкайся. Совсем немного осталось подождать, и ты появишься на свет. Тут будет красиво, когда ты родишься. Лес оденется в багрянец и золото. Жаль, что папа не увидит…
Она шмыгнула носом, часто заморгала и потёрла глаза.
- Ну же… - сказала Роза самой себе, стараясь не разрыдаться. - Хватит. Перестань.
Элексиэль ощутил, как внутри у него всё переворачивается. Как холодеют подушечки пальцев на руках и ногах. Как этот отвратительный холод поднимается выше по позвоночнику и сковывает его так, что становится невозможно даже дышать.
- Стефан Нагльфар, - с трудом произнёс граф де Шель, - не смей её трогать…
Чернокнижник проигнорировал его, хоть и слышал.
Что-то началось. Необратимое. Страшное, как сама Преисподняя. Бывший "Волкодав" это знал. Птахи вдруг перестали петь, а где-то неподалёку раздался странный звук.
"Розалин, милая, беги! Пожалуйста, беги! Спасайся!!!" - эти три фразы он повторял про себя, словно молитву.
- Кто здесь? – девушка резко обернулась и выхватила пистолет. Щёлкнул предохранитель. – Стрелять буду на поражение!
Из-за кустов посыпали бесы – на кривеньких коротких ногах, белые, изъеденные язвами и визжащие. Чёрные гнусные глазёнки смотрели алчно и злобно. Гнилые пасти клацали тонкими кинжально острыми зубами. Розалин сдержала своё обещание – тот час грянул один выстрел, а за ним второй, третий… Она отступала, и каждый её шаг сопровождался падением очередного чертёнка. Женщины из рода Марчетти управлялись с оружием ничуть не хуже, чем мужчины.
Но бесят было через чур много. Роза выстрелила ещё раз, а потом бросилась по тропке назад, на ходу меняя обойму.
- Отзови их, абиссарийский ублюдок!!!
Колдун только расхохотался.
Первый чёрт настиг её, запрыгнув на спину и вцепившись зубами прямо над седьмым шейным позвонком. Медик от боли закусила нижнюю губу, чуть замедлилась и, заведя руку с перезаряженным пистолетом назад, снесла маленькому чудовищу башку. Бежать было трудно, но девушка, придерживая живот, не сдавалась и продолжала отступление.
Ещё один кинулся Розалин под ноги. Она запуталась в юбках и упала на траву, едва успев выставить вперёд руки. И тот час же маленький демон вонзил длинные когти в её левую ладонь, пригвоздив оную к земле. Марчетти вскрикнула, дёрнулась, но нашла в себе силы взвести курок и отправить уродца туда, откуда он вылез.
Последний выстрел Розалин Марчетти. После бесы навалились кучей.
Они тащили её назад, кусая, царапая, раздирая одежду. Роза кричала и вырывалась, но все её отчаянные попытки освободиться были напрасными. Низшие из обитателей Пандемониума приволокли несчастную в беседку и там, на каменном полу, принялись буквально рвать её на части. Они откусили ей пальцы, выковыряли глаза, до костей разодрали щёки, плечи и грудь. Взрезали ногтищами живот, вывернутую наружу матку вскрыли и выволокли оттуда младенца. Эту так и не расцветшую крошечную жизнь черти потрошили и полосовали. А Розалин всё кричала и кричала, захлёбываясь кровью, и можно было расслышать среди этих утративших всё человеческое воплей имя.
Элексиэль.
Де Шель напряжённо застыл, и оковы врезались в его плоть, оставляя раны на запястьях и горле. Он не мог говорить, не мог кричать или оплакивать свою погибающую возлюбленную и своё растерзанное дитя. И не мог перестать смотреть в проклятую вижионарию.
В конце чудовищного злодеяния один из чертят приник к окровавленным губам, распахнутым в новом крике, в отвратительном поцелуе. Через несколько секунд он оторвался от истерзанного рта и выплюнул комок плоти. Язык. Кровь из разорванной артерии била фонтаном. Хирург затихла.
По щеке Арканоса медленно скатилась чёрная слеза.
Когда оковы сняли, граф ничком упал на каменные плиты. Он был в сознании, но ни на что не реагировал. Стефан что-то доказывал ему с ехидной миной. Сафор громко смеялась и хлопала в ладоши. Затем абиссариец махнул рукой, и прислужники поволокли Элексиэля в лабораторию, где распластали его на столе и защёлкнули кольца оков. Как-то безразлично мужчина заметил, что стол круглый, что комната не та, что была прежде, что все стены, предметы, оборудование и стол исписаны какими-то знаками.
Ему было всё равно. Он не хотел больше ни жить, ни бороться.
Стефан кистью, обмакнутой в сладковато пахнущий раствор, выводил письмена на теле младшего лейтенанта. Откуда-то несло свежей кровью.
Нагльфар закончил с рисованием и теперь, сжимая в руках какой-то амулет, читал клокочущие магические формулы.
Физическая боль, усиливавшаяся с каждым новым словом, проговариваемым треклятым прислужником Люцифера, сравнялась с болью духовной. Де Шель ощущал, как где-то под рёбрами вспыхивает пламя, как огнём горят на плечах и спине татуировки, изображавшие четыре из семи Знаков. И орал так, как не орал в течение ни одного из истязаний.
Ликвидатор изгибался всем телом и тоже вопил, будто кто-то заживо вытягивал из него душу.
Он слышал оживлённую речь.
- Сафор, я сотворил шедевр. У него не сорок шесть хромосом, а шесть тысяч двести восемьдесят две. Он одной рукой поднимает от пола две тонны. Способен двигаться со скоростью, о которой смертный и мечтать не может. Левитирует. Проявляет склонность к пирокинезу. Его раны заживают почти мгновенно. Я в порядке опыта отрубил ему руку, и минут через пять у него уже выросла новая. У него два автономных сознания…
- Стефан, если ты его испоганил, во век со мной не расплатишься!
- Сестра, тебе понравится. Я создал совершенство!
Чёрный полог отъехал в сторону, и в просвете объявились мужчина и женщина.
- Ну-ка, встань! Давай, шевелись. Сестрица, он сейчас молчалив и рассеян, но это временно. Демонический граф Асфодиэль пока не свыкся с тем, что я слил его плоть с человеческой, а рядом маячит ещё один рассудок. Человек же после трансформации потерял память, а я буквально два часа назад применил заклятье, которое вообще не даст твоему офицеру вспомнить даже собственного имени. Но интеллект он сохранил.
Получеловек-полудемон поднялся с ложа и застыл.
- А ещё он на редкость послушен. Выполнит любой мой или твой приказ. Он просто не может ничего сделать против, даже если захочет.
Сафор внимательно оглядывала гибрида, точно выбирала колье к бальному наряду. Ведьма ухмыльнулась и положила ладонь на плечо новой формы существования.
- Что же всё «он» да «он»… Он – уже не то, чем были когда-то его составные части. И прежние имена ему не годятся. Потому надо его как-то назвать… Арканос… Слышишь меня?
Наманикюренные пальцы поглаживали подбородок существа.
- Тебя зовут Арканос.
- Да, - он ответил после некоторой паузы.
- Заберёшь своего морготца вечером, Сафор. Я хочу его протестировать. Ещё я буду периодически заимствовать его у тебя ближайшие несколько месяцев, поскольку ещё не изучил всех его особенностей. В наших руках, моя дорогая, идеальный убийца. Абсолютный хищник.
Первым заданием Арканоса было убийство Памелы Марчетти, настоятельницы монастыря Благословенного Исцеления, сестры его Розалин. Он не вспомнил её лица, хотя до того, как попасть в плен, нередко с ней общался. Она не сопротивлялась, когда он пришёл за её жизнью.
- Мне было вчера видение, Элексиэль. Я знаю, какой вред они причинили тебе. И сейчас, и после смерти я буду молить Господа о том, чтобы час твоего избавления настал скорее. Друг мой, мне так жаль…
Опасаясь сбоя в работе заклятия, чернокнижник устранил этот момент из воспоминаний убийцы при помощи заклятия.
Через два дня после возвращения ликвидатора ведьма как будто невзначай обронила, что отец его жертвы застрелился. Тот лишь пожал плечами. Он не помнил, что не вынесший последней утраты пожилой комендант принимал его в своём доме с отцовской любовью. Не помнил, что на его дочери мечтал жениться…
Второй его жертвой сделался маршал Моргота, герой Двенадцатой Морготской граф Бэзил де Рэ. Тот был отменным фехтовальщиком и капитулировать не привык. Поединок длился около шести минут, когда в помещение склада ворвалось отделение "Морготских Волкодавов", не поленившихся прихватит крупнокалиберное оружие. Освящённые пули разорвали ткань капюшона, и Бэзил увидел лицо нападающего. Глаза его были алы, окружены татуировкой, а клыки сделались наподобие вампирских, но де Рэ узнал офицера спецназа, которого несколько лет назад сам перевёл в Моргот.
- Младший лейтенант Элексиэль де Шель? – одними губами вопросил маршал и… пропустил удар.
Этот эпизод Стефан тоже потёр.
Он вскочил с раскладушки так, что перевернулся вместе с ней. Тяжело дыша, он лежал на боку и с искажённым от боли лицом смотрел куда-то расфокусированным взором. Это продолжалось порядка пяти минут, по истечении которых Арканос поднялся на ноги и, спотыкаясь, добрёл до дальней стены заклинательной комнаты. Прислонившись спиной к стене, ликвидатор осел на пол, да там и остался, откинув назад голову.
Под бушующим грязно-синим небом на краю обрыва стоял Элексиэль Доминик Эстерхази, граф де Шель, младший лейтенант второго взвода третьей штурмовой роты подразделения специального назначения "Морготские Волкодавы". Порывы ветра колыхали его распущенные по плечам волосы и парадный плащ. Сзади к Элексиэлю подошёл высокий изящный демон в чёрной с алым броне, с гордой посадкой увенчанной рогами головы. Человек повернулся к нему, но ничего не сказал. Асфодиэль так же молча положил ему на плечо когтистую руку и слегка сжал её.
Арканос снова открыл глаза.
- Вот уж не подумал бы, что мы будем повержены так.
- Но такому противнику не обидно проиграть даже мне, демону. Я не видел никогда прежде, чтобы один и тот же человек мог использовать и магию абиссарийцев, и жреческие формулы Элергорда. Я пребывал в уверенности, что такое попросту невозможно.
- Она и правда гений. Эта девушка основательно подрыла заклинание Нагльфара. И, если бы я не читал её досье, в котором нет ни единого намёка на садистские наклонности, то решил бы, что леди Коэпто издевается.
- Мне кажется, что она хочет предложить нам сотрудничество.
- Логично. Если она смогла открыть доступ к моей памяти, то наверняка разобралась в мезмерической конструкции этого высокомерного скота. И понимает, что мы действуем так, как приказал нам наш создатель-изувер. Избавив нас от доминирования воли ублюдка, она может потребовать платы за освобождение... или перехватить контроль.