Услышав что сказала сотница десятник прямо таки потемнел лицом и облегчённо вздохнул.
- Найду! Из под земли гадину достану, в толкучку бататовую расшибусь, а найду.
Вскочив на ноги и поклонившись метис попятился от начальницы. Шагах в десяти он развернулся и бегом бросился к своим. На ходу плечи его расправились, брови насупились, голос обрёл остутствующую мгновением ранее твёрдость.
- Так, копейщики, быстро в хату где те пидары стояли. Взять их макуавитли. Не с пиками же за уродцем гоняться. Доспехи снять! Налегке пойдём. Аркебузы зарядить. Ждать меня в конце улицы за селом. Быстро, нечего на казнь палиться, а то как бы не пришлось в этом деле участвовать. И я не про палачей говорю. Ходу. А я щас к старосте, потолковать надо, может у него гиена охотничья есть*.
***
Казнь дело публичное. Подданные Империи должны видеть что свет не смешался со тьмой, ложь с правдой, грех с добродетелью. Гоблины, хобиты, люди, все они в сути своей порочны, эгоистичны и лживы и лишь твёрдая рука дроу удерживает народы на тёмном пути добра. И в помощь своим слугам дали боги то что удерживает грешников и останавливает отступников – страх. Нету добродетели без страха. Благородные сами стремятся к добродетели, низких же надо гнать к ней. Грех рядиться в красивые одежды, прячется за сладким вкусом и приятным запахом, но справедливость свирепыми наказаниями обнажает уродство преступления, его тошнотворность и смрад. Там где правосудие с красными глазами, острыми клыками, когтями и красным языком твёрдо ступает держа острый обсидиан руками по локоть в крови там торжествует право и дрожит беззаконие.
Каждого из осуждённых держало пятеро солдат – по одному на каждую ногу, руку и голову. С них содрали всю одежду – преступники не знали стыда, а теперь нечего им скрывать уже. Мрачный пожилой гоблин с двумя камнями приблизился к ним. Немолодой ветеран про себя сочувствовал парням, но рука его была крепка. Положил плоский камень между расставленных ног. Разместил на нём причандалы казнимого. Отвел в сторону член. Замахнулся. Округлый булыжник с влажным с стуком ударил камню. Какой-то мгновение тишина на площади была такая, что слышен был крики десятника на окраине села, а затем гоблин заверещал. Солдаты навалились на руки и ноги, придерживали голову. Смотрели что бы не перегрыз в приступе кожаный ремень во рту который не давал осуждённому откусить язык и тем избегнуть правосудия. Чуть позже второй раздался вопль. Толпе дали насладиться звуками справедливости. Затем осуждённых натянули на колья до перекладин гарантирующих что быстро те не умрут и примотали за щиколотки. С уханьем подняли защитники Империи брёвна по которым потекли красно-коричневые ручейки, сноровисто подибли камнями и кольями. Два столба с пронзёнными, судорожного корчащимися преступниками стояли почти что прямо вертикально. Два есть число равновесия ибо всякая вещь в мире имеет две половины, верх и низ, право и лево, преступление и наказание.
Младшая сотница смотрела на казнь как зачарованная, открыв рот как девчонка на проделки фокусника. Когда булыжник дробил в кровавые ошмётки яйца насильников она облизала пересохшие губы. Когда поднесли первого из преступников задом к острию кола не удержалась и закрыла глаза. На мгновение лишь, потом смотрела не отрываясь.
Крестьяне наблюдали казнь молча, но тьма удовлетворения почти что ощутимо разливалась над их толпой. Солдаты же были сдержаннее. старались не выдавать своих чувств. Но всё равно у большинства гоблинов лица просветлели и вид был хмурый. Некоторые из других одобряли. Были и такие кому просто нравилось как кто-то мучится и умирает. Кто-то, а не они.
***
Махамага, Мать грехов, Очистительница, Исповедальница, Всепрощающая, Всекарающая смилостивилась на Ри. Не дала погибнуть невинному. Чудом вырвался хобит, чудом прорвался сквозь толпу солдат и смердов. Никто его не поймал. Никто не схватил. Стрелы миновали его.
Вначале бещенный страх и гнев дали ему силу и скорость оторваться от погони, но затем сказалось дыхание, а сердце стучало так, что за пульсацией крови в висках беглец не слышал собственных шагов. Враги были где-то позади. Над бататовой ботвой виднелись фигуры в чёрных доспехах и кожаных шлемах. Щитоносцы конечно отстали, пикинёры и маканщики тоже, а вот стрелки нет. У Ри была фора и страх загнаного зверя, а у них спокойный расчёт и азарт охотников. И ружья. И арбалеты. И приказ вернуть преступника. В Империи преступление не расходится далеко с наказанием. На том стоит Держава во тьме.
Хобит дернул крепко связанные за спиной руки. Ни на волос не ослабли верёвки. впереди в тысяче шагов виднелся лес. Негустая, много раз рубленная светлая роща. Отсюда не видно её размер, но вряд ли больше нескольких сот шагов в толщину. А дальше поля. И ещё рощи. Пастбища. Опять поля. Деревни. Хаты. Имения. Гарнизоны. Империя от моря и до гор, от джунглей до тайги. Царство закона и порядка. Ри обернулся. Фигуры врагов не стали ближе, но и не отдалились.