Момент свернулся в тугую спираль, как пружина в брегете, застыл в хрупком равновесии на долю секунды, замер гоголевской «немой сценой».
На утоптанной площадке у паперти – большевистский отряд. Красноармейцы расслаблены, с равнодушной ленцой поглядывают на одинокого представителя нетрудового класса. Напрасно взывает священник к их христианской совести. Для этих людей нет больше Бога, а пастырь для них – ничто, букашка под сапогом революции. Уползет с дороги истории на обочину – глядишь, еще поживет, а нет, так хрустнет под каблуком пролетария черным хитином своей рясы-панциря, брызнет алым жизненным соком из треснувшего брюшка - тут и делу конец.
Низкорослый предводитель большевиков, скучая, рутинно извлекает угрюмый вороненый пистолет из вытертой от долгого использования кобуры, а пожилой пастырь стада человеческого, стоящий напротив, будто не замечает этого: не склоняет головы перед силой. Почему? Верит ли в чудо, или готов жизнь отдать за правду свою? Кто скажет? Может, только сам он, если небо судит попу пережить следующие мгновения…
В то же время в лесу, в низинке под церковным холмом, нет единства порыва. Умные да рассудительные – рассуждают, а простые и решительные льнут щеками к прикладам, сжимая зубы - до скрипа, а пальцы на цевьях и шейках прикладов - до белых костяшек. Дед-проводник шагает вперед, рот раззявив: видать, кричать собрался, чтобы остановить расправу над батюшкой...
Таким запомнила миг до первого выстрела застывшая в предвкушении потехи, заскучавшая было вселенная.
А потом нахохлившийся черный грач, оседлавший золоченый крест на вершине колокольни, разодрал тишину хриплым криком, будто ставшим триггером, что запустил маховик хронометража схватки. И завертелось.
«Кожаный» вытащил-таки свое оружие из кобуры, со звучным щелчком взвел курок, и Остап больше ждать не стал – дожал на выдохе выбранный уже до половины ход спускового крючка. Приклад норовистым жеребцом лягнулся в казачье плечо, выбросил язык пламени укороченный ствол карабина; тут же рядом вразнобой бухнули ружья пацанов.
Вожак красных покачнулся, из его левого плеча выбился алый фонтанчик, а в кожанке появилось несколько прорех от дробин. А пару секунд спустя за его спиной, почитай, на самой паперти, еще и громыхнул взрыв гранаты, хлестнувший осколками по крашеному фасаду притвора и стоящим тут же людям и лошадям.
И площадка на холме перед церковью пришла в движение – красноармейцы озирались в поисках источника опасности, ныряли в укрытия, сбрасывали с плеч ремни карабинов; раненные осколками и просто напуганные взрывом лошади поднимались на дыбы, рвали поводья из рук коноводов, оглашая воздух истеричным ржанием; гудел, полоща между бронзовых стенок подхваченный снизу отголосок взрыва гранаты, колокол на вершине башни.
В круговерти мечущихся людских и лошадиных тел, предводитель красных, скрылся из виду. Про мятежного попа, который от неожиданности плюхнулся на пятую точку, и сидел теперь в грязи, ошарашено хлопая глазами, похоже, на какое-то время большевики совсем позабыли…
ссылка