Толпа загудела негромко, зашепталась. Видать, и в этот медвежий угол какие-никакие слухи с России нет-нет, а и доходили. Через того же покойного Фрола и его подельника, например, которые и кормились, в общем-то, с чужой беды, если говорить откровенно.
Но молодого большевика было так просто с позиций не сдвинуть. Он победно оглядел односельчан, и протянул:
-В-о-о-от как, товарищи земели. Назватьсяться они, значит, не хотят. Выползли с лесу, и каркают, понимаешь, на народную власть! И уж, поди, не честные труженики: к бабке не ходи, вон, цельный цейхгауз на себя напялили. Я вот в волости слыхал, разбили давеча недалече банду белоказаков, что весь уезд грабила. Не из тех ли часом?
Так вот что я вам, ГОСПОДА (в это слово Переплюев влил яда не меньше, чем Васька в "товарища") контрреволюционные агитаторы-провокаторы скажу: ежели кого и громили, то токма буржуев, да лавочников, да менял, да сброд всякий нетрудового класса. Да и то, тех токма, кто своими богатствами нажранными с беднотой обделенной, царем ограбленной, добровольно делиться не хотел. Вот скажите товарищи, - обратился он к местным, - ежели у трудового человека, рабочего, одна рубаха, да и та старая-латаная, да одни сапоги худые, а у докторишки, что французку спрынцует, да блядве подзаборной плод травит, десять рубах и пятеро сапог да штиблет, это как - справедливо? А когда приходят к нему, и прямо говорят - делись с народом неправедно нажитым! А он жопою своей жирной вертит, да припрятать добро норовит, это каково? Так вот нет-нет, а другой раз он, скотина такая, прикладом в рыло и получит. И вой потом поднимает, что большевик его, несчастного, ограбил, как этот вот... - и Семен Переплюев указал на кипящего гневом Ваську. Продолжил:
-В рабочих-то слободках тишь да гладь, да… кхе-кхе… спокойствие самое ни на есть полное, во как.
Не оставил пламенный оратор вниманием и Остапа:
-Война! А кому она нужна была, эта война? Николашка потащил народ на бойню, а чего ради? А я скажу, для чего! Для защиты мперилаистицких, значит, ентересов. Да и то сказать, товарищи, не своих даже, а англицких да хранцузских. Мпериалисты, они, товарищи, как волки – и дружатся вроде, потому как вместе на народных плечах сидят, и чуть что, за лучший кусок грызутся. А германец, значит, на нас и не думал нападать, а царишке все не сиделось! Конечно, не ему в окопах гнить да вшей кормить!
И верно солдатские комитеты порешили – до дому возвращаться. Время свободное, неча свою кровь не пойми заради чего проливать! У тебя вон, Матрена, два сына, слыхал, об тот год домой вернулись? А коли бы воевали до сих пор? Да и сам я, скажу прямо, в солдатский комитет сразу же вступил! И всей ротой порешили – домой!
И, значит, очень правильно товарищ Троцкий сказал: «Штыки в землю!». Потому как война эта сплошь мпериалистицкая, и простому трудовому народу на ней мереть не с руки.
А тут и англичане с хранцузами показали, какие они, значит, друзья-союзники. Как почувствовали, значит, слабину, сразу кинулись как шавки. Но они, товарищи, ошибаются! Нет слабины, и очень скоро Красная Армия, стал быть, сбросит гидру антанты в море. Красная Армия – самая сильная, потому что все бойцы в ней знают, за что идут в бой: за свободу и счастливую жизнь!
----------------------------------------------------------------------------------------
А на дворе Агафьиной родни между тем споро шла разгрузка. Ее вещи перетаскивали в дом, оружейные трофеи попутчиков переложили в Сизовскую бричку, в общем, дело спорилось. Тут тетка Агафья подошла к бричке, на козлах которой со скучающим видом восседал Изя, и заговорила, обращаясь к нему:
-А вот спасибочки, добрый человек, что самоварчик наш с покойным Фрол Кузьмичом спасли! Как сейчас помню, на серебряную нашу годовину свадьбы сердешный мой с уезду его привез. Все память мне будет. Так вот мы и добралися, выходит. Давайте самоварчик-то, в дом отнесем…