-Ну вот и ладно! - гаркнул сторож, перекрикивая завывания совсем разошедшейся стихии, - Идемте!
Мужчина забросил карабин на плечо, взял из рук Агафьи лампу, повернулся, и повел беглецов по гравиевой дорожке вглубь усадьбы, придерживая свободной рукой край капюшона, чтобы злой ветер не швырял в лицо колючую морось . По правой стороне тянулся все тот же внушительный забор, по левой - ровный ряд неплотно высаженных деревьев, кажется лип.
Пройдя прямо саженей двадцать-тридцать, процессия повернула налево, и, наконец, утомленные горемыки увидели и сам особняк. Ничего особенного - не то, что помпезные дома старой аристократии в стиле верноподданнического барокко или "псевдорусские" хоромы скоробогатеев. Обычный деревянный "барский" дом: терем в два этажа из тесанного бруса, высокое крыльцо, искусно украшенные резьбой наличники и элементы фасадного декора, печная труба. Разве что развешенные по фасаду электрические фонари могли бы привлечь взгляд знающего человека, да и те сейчас были выключены.
Свет керосинок высветил на задах особняка силуэты и других строений, видимо, дворовых построек. В самом доме во многих окнах горел свет, там не спали.
Провожатый оставил незваных гостей у крыльца, а сам скрылся за дверью. Впрочем, ждать пришлось недолго, вернулся он буквально через минуту, и сделал всей честной компании знак проходить.
В обшитой светлой доской прихожей ночных посетителей встречал импозантный господин примерно тех же лет, что и сердитый провожатый, приведший отряд в этот дом. Высокий красивый мужчина, казалось, не потерял с годами молодецких статей. Прекрасная осанка, невооруженным взглядом заметная военная выправка, широкие плечи, четкие, исполненные силы и ловкости движения - все говорило о том, что в свои пятьдесят с гаком лет этот мужчина еще может заткнуть за пояс многих из тех, кто помоложе.
Лицо у него тоже было примечательное. Не сказать, чтобы сильно красивое, но умное и мужественное, да еще возраст и жизненный опыт не сделали его изможденным, а только добавили представительности: неглубокие залысины подчеркнули высоту лба, усы с подусниками, переходящими в имперские бакенбарды были густы, и их благородная седина очень шла к внимательным серо-зелёным глазам этого господина, да и морщин у него оказалось совсем немного. Одет мужчина был в светлый домашний костюм, но на ногах его были сапоги, а не легкая обувь.
Рядом с ним стоял молодой человек лет двадцати пяти от роду в обыкновенном армейском френче и брюках защитного цвета. На его плечах красовались погоны поручика, а на груди поблескивал эмалью "Георгий" четвертой степени. Офицер выглядел ровно так, как должен был бы выглядеть в его годы стоящий по левую руку мужчина, да и сейчас они отличались не слишком-то сильно, разве что у поручика волос был густ и рус, без седины, растительность на лице была не столь выдающейся и ограничивалась аккуратными усами, да кожа была посвежей.
Оба человека были вооружены - старший держал в руках американский карабин "Винчестер", у младшего ремень портупеи оттягивала расстегнутая кобура, из которой выглядывала рукоятка автоматического пистолета, кажется, "Парабеллума". Мужчины держались расслаблено, не тыкали стволами в ночных визитеров, но по ухватке было видно, что своим оружием оба владеют как надо, и способны перевести его в боевое положение в считанные мгновения. Хозяева выглядели очень уверенно, они не сомневались, что полностью контролируют ситуацию.
Старший сделал шаг вперед, слегка склонил голову, и звучным баритоном представил себя и своего спутника:
-Александр Андреевич Сизов, помещик. Андрей, мой сын. - офицер щелкнул каблуками и выполнил резкий кивок, - Проходите, господа. Здравствуйте, Агафья Сергеевна, примите мои соболезнования.
Он внимательно осмотрел ночных посетителей, и сперва его взгляд остановился на Серебрякове:
-Постойте, сударь, вы, кажется, гостили у нас до войны. Александр, правильно? Паша будет очень рад! Но какими судьбами?
В этот миг его взгляд упал на Арсения, и помещик заметил плачевное состояние молодого человека. Александр Андреевич вскинулся и зарокотал, обращая громы и молнии на привратника:
-Прошка, дурья твоя башка, что же ты не сказал, что здесь раненый?!
Сизов повернулся вглубь дома, и прокричал:
-Тимофей Матвеич, зови Степаниду! И воду греться ставь!
Завертелось. Арсения избавили от мокрой насквозь верхней одежды и унесли вглубь дома. Остальных, впрочем, тоже на пороге не оставили и пригласили в гостиную, где тетка Агафья на правах человека местного и хозяевам знакомого вкратце пересказала злоключения, выпавшие на долю невольных соратников в этот вечер и ночь. Рассказ о стычке с бандитами и сгоревшем доме бывшего егеря был выслушан сочувственно, но спокойно, а вот история о бешеных волках встретили по разному - молодой поручик воспринял его недоверчиво, в духе "у страха глаза велики", а вот Сизов-старший встревожился не на шутку. Он задавал уточняющие вопросы, задумчиво теребил бакенбарды и вообще выказывал явные признаки беспокойства. Наконец, он обратился к так пока что и не вернувшемуся на свой привратный пост Прохору (тот после стычки между Изей и Серебряковым относился к беглецам подозрительно, и глаз с них не спускал):
-Вот что, голубчик, сбегай к мсье Жерару, и приведи его сюда. Матрену с Антипкой тоже. Ночевать все будем в доме.
Затем Александр Андреевич обратился к остальным:
-Что ж, господа, вам бы сейчас не помешала баня, но, увы, боюсь пока что лучше воздержаться от вылазок на улицу. Придется вам довольствоваться переменой одежды, ужином и, возможно, согревом изнутри. Тимофей Матвеевич, будь любезен, определи ребятишек, Агафью Сергеевну и этого, кхм, господина на ночлег.
Тимофей Матвеевич, совсем уже старый дед, лет за семьдесят, одетый по-простецки в домотканые порты, рубаху и душегрейку, кивнул. С того момента, как ночные посетители вошли в гостиную, он неотступно следовал за "этим, кхм, господином", явно подозревая, что он сунет в карман какую-никакую ценность, стоит только зазеваться. Такого пристального внимания удостоился, конечно, Изя.
Сказано - сделано. Усталые беглецы получили сухую домашнюю одежду, медицинскую помощь, пищу, горячительное и, что самое главное, ощущение тепла и безопасности. К вопросу безопасности, надо сказать, хозяин подошел очень даже основательно. В дом были стянуты все обитатели усадьбы - мсье Жерар, изрядно обрусевший француз, оказавшийся агрономом на жаловании у Сизова, Матрена и Антип - соответственно, жена и сын Прохора, и пьяный в дугу заросший мужичок, которого звали Афонькой - он был местным конюхом. Явился и младший сын Александра Андреевича Павел - совсем не похожий на отца и брата румяный упитанный блондин в аккуратных очках в тонкой стальной оправе. Они с Серебряковым несколько смущенно, но все же искренне обнялись (оказалось, что молодые люди вместе учились в университете), и зашептались в сторонке о чем-то своем. А Сизов-старший между тем раздал всем и каждому, не исключая баб, оружие - кому двустволку, кому такой же, как у Прохора "маннлихер", кому револьвер, и наказал не расставаться с оружием хотя бы и во сне. Более того, осмотрительный помещик назначил несение караулов, взяв самую тяжелую, предрассветную вахту на себя (гости, само собой, от этой обязанности были освобождены). Наконец, Александр Андреевич велел Павлу "дать света". Младший сын отлучился куда-то, и некоторое время спустя пространство перед особняком оказалось отлично освещено - загорелись яркие электрические светильники, развешенные по фасаду.
Еще с пол часа, пока всю эту ораву распределяли по спальным местам, возня в доме не прекращалась,
но наконец люди угомонились, и усадьба погрузилась в чуткий, тревожный сон.