Все вопили не своими голосами, кто от гнева, кто от смертного страха, кто в азарте да ажитации. Пальба поднялась ураганная. Тени плясали ритуальные танцы африканских народов, в бешеном ритме прыгая по стволам деревьев - это тряслась и болталась, расплескивая свет, керосинка в руках улепетывающей к воротам во весь опор тетки Агафьи.
Первый могучий залп обрушился на предводительствующего бешеной стаей чернильного гиганта - в него палили все, кто только мог. Кто попал, а кто промазал так сразу было и не сказать, но от мускулистой туши брызнули в стороны целые фонтаны плоти и крови. Вожак не то что зарычал, а словно закричал хрипло и утробно, споткнулся, сбился с шага. Но он не упал, а в крике его было больше ярости, чем боли. Первородной, стихийной ярости, человеком уже позабытой, но не позабытой врагами рода человеческого. Гигантский волк встряхнулся, и как ни в чем не бывало сызнова кинулся в атаку. Свора плешивых бестий неслась за ним по пятам.
Васька, выпалив дуплетом, поспешил скользнуть за спины мужиков, за ним, беспрестанно поминая Спасителя и Богоматерь, юркнул и Миколка, но Остап, Лисицкий и обуянный очередным приступом необдуманной храбрости Арсений остались встречать свою судьбу.
Тут-то в самую кучу, в самое сердце набегающей орды плюхнулась увесистая ребристая сфера союзнической гранаты "F-1". Вожак стаи взрыкнул, и внезапно скакнул в сторону, прочь с дороги, под сень деревьев, будто понимал, что сейчас произойдет. Но его подгнившая стая, подгоняемая иррациональной, необъяснимой жаждой убийства, останавливаться или сходить с прямого пути к первому глотку горячей крови не собиралась.
Близкий взрыв ударил по ушам и тряхнул землю. Оказавшихся ближе к эпицентру хищников подкинуло в воздух, тех, что бежали поодаль просто опрокинуло с лап. Тяжелые чугунные куски резного корпуса гранаты сделали свое дело. Кому из волков оторвало одну-две конечности, кому снесло пол черепа, да и те, кому "повезло" больше, напоминали результат неумелой работы ученика скорняка - мол, начал сдирать шкуру, попортил, да и бросил дело на пол-дороге. Пол дюжины атакующих хищников в миг превратились в груды окровавленной подгнивающей плоти.
Но если уж пуля - дура, то граната - вообще пациентка дома скорби. Много врагов унесла, но и своих не пощадила. Лисицкий не успел вовремя сориентироваться и разинуть рот во время взрыва, отчего тут же схлопотал легкую контузию. Глаза заволокло пеленой слез, в ушах заиграли побудку изделия фирмы "Павел Буре", затошнило. Остапу пришлось и того хуже. Казака согнуло пополам, когда шальной осколок ударил точно под вздох. Прокопенко охнул и покачнулся. Боль была чистой и острой, как горский кинжал, в животе запекло. Скверно...
Вот только хуже всех пришлось Петренке. Хоть ему и до того было несладко, но когда храброго механика свалили с ног, еще можно было надеяться, что крепко сбитый мужик выдюжит. Оказывался он уже нынче в таком паршивом положении, и ничего, выкарабкался. Но теперь... "Лимонка" рванула в каком-то шаге от поверженного человека, и не оставила ему шансов. Осколками беднягу посекло страшно. Лицо - месиво, шинель - бурые от крови лохмотья. Не жилец.
В эти мгновения ушедший от страшной участи своей стаи вожак накинулся на судорожно сжимающего в в потном кулаке вставший на задержку "браунинг" Недосыпова. Мощная челюсть хищника-переростка, казалось, могла в один присест перемолоть юноше бедро, и он очень постарался, чтобы этого не произошло. Может повезло, а может, для волка не прошел бесследно свинцовый душ, которым его окатили люди, но Арсений сумел уберечься. Внушительные клыки пропороли штанину и оставили на ляжке неглубокие кровоточащие борозды, и ничего более. Больно, но не опасно, если заражения крови удастся избежать.
Стиве вся эта возня уже была без интереса. Для артиста остался лишь теплый, обещающий спасение и, может быть, самую капельку сна свет впереди, и тяжелая туша на плечах, горячо и смрадно пыхтящая в затылок. Смертельный номер: пройти десять шагов! Барабанная дробь... или это просто кровь шумит в ушах? Шаг, ещё... На третьем шаге Стива упал. Барабаны долбили крещендо. "Папа, а почему обьявили смертельный номер, а никто не умер?" Неистовство ударных оборвал сочный и рельефный хруст. Хруст перемалываемых могучими челюстями шейных позвонков. Для Мстислава Зарецкого, артиста оригинального жанра, занавес опустился навсегда.
ссылка