Тянущий душу вой как водой окатил студеной, из проруби. Хоть и устали, но подобрались, оружие приготовили. Волки - не волки, нападут - не нападут, а боязно слышать такое в темнющем лесу, да в такую поганую ночь. Даже бывалым и душой огрубевшим - боязно. Постояв недолго, вслушиваясь в шорохи близкой чащобы, дальше двинулись. Но ушли недалеко.
Они напали разом, и молча. С трех сторон. Только под сенью деревьев, где тьма глотала не жуя слабый свет керосинки, загорелись неестественным алым огнем пары глаз, и вот уже плотные, стремительные тени большими скачками ворвались в освещенное кольцо. Казалось, ни живой огонь, ни ощетинившиеся пахнущим смертью железом двуногие их нисколько не пугали. В первый миг люди и рассмотреть-то врагов не успели, напряженные пальцы на спусковых крючках судорожно дернулись, и загрохотал огнестрел - сухо хлопнули пистолеты и револьверы, поосновательней шарахнули винтовки, и уж совсем громоподобно рявкнули дробовики. Самых ретивых хищников смело. По правому борту телеги заводила, нашпигованный пистолетными пулями, кувырнулся через голову, когда его передние лапы подломились, не в силах нести хозяина на добычу. Бегущих за ним остановили выстрелы винтовок. Слева Васька с неведомо откуда взявшимся спокойствием опытного торреадора подпустил атакующего хищника поближе, и выпалил с левого ствола картечью точно в разверстую пасть, разнеся голову в клочья. Зарецкий смазал свой первый бросок, зато вторым утопил нож в глазнице своей жертвы по рукоять, погасив зловещий красный огонек и уложив зверя на месте.
Пожалуй, это были волки. Крепкие, матерые, стремительные зверюги, но все равно имеющие болезненный вид. Какие-то облезлые, с блеклой, зияющей проплешинами, будто потраченной молью шкурой, с исходящими пеной пастями, полными пожелтевших клыков... А уж вонь от тварей шла - не приведи Господь. И точно нельзя было назвать здоровым их поведение: волки не испугались ни огня, ни грохота и дульных вспышек, ни запаха пороха, ни крови сородичей. Они щемили вперед как на случку, перескакивая через оставшиеся в сырой траве трупы, и сорвав дистанцию, бросались на сгрудившихся у телеги людей. Стало тесновато, закипела рукопашная. Васька едва успел убрать бедро от готовившихся сомкнуться клыков, отделавшись глубокой прорехой на штанах, Лисицкого изрядно оттрепали за полу шинели. Петренко сноровисто отбивался штыком от сразу двоих тварей, Остап тоже перетянул одного зверя шашкой по загривку, оставив длинную глубокую рану... Два волка с разбегу прыгнули на спину привязанной за телегой корове, повалили её на бок и тут же принялись рвать клыками, выдирая огромные шматки мяса из истошно мычащей скотины...
В этот самый миг нервы лошадки, впряженной в телегу, не выдержали. Перепуганная пальбой, звуками схватки и тяжелым смрадом хищников, кобыла, истерично заржав, взвилась на дыбы и скачком рванулась вперед. Держащий узду Остап был слишком занят рукопашной, и усмирить савраску не сумел. Попытался удержать - куда там! Мощный рывок едва не вывихнул казаку плечо, и повод пришлось отпустить, хорошо хоть сам на ногах удержался! А лошадка, выбрасывая ноги, не разбирая дороги устремилась вперед, так что Изя едва успел убраться с дороги. И, конечно, повлекла за собой телегу. Миколка успел присесть и ухватиться за борт, а вот тетка Агафья была не столь расторопна, и, вскрикнув, перевалилась за борт и с размаху плюхнулась на дорогу, разбрызгивая в стороны жидкую грязь. Веревка, которой терзаемая хищниками корова была привязана к телеге, лопнула, и все добро наших горемык, а вместе с ним и единственный источник света покатили в неизвестном направлении.
ссылка