Васька на первых порах хотел было возмутиться и высказать этому самому жиду в его рыло неблагодарное, чтоб хозяйское не пер и вообще баловАть заканчивал. Набрал было воздуха, да почувствовал: к вечерней промозглости и запахам осеннего леса явно дым примешан. Слабо, правда, да отчетливо. Подожгли они, стало быть, дом-то, потворы эти. Самовар или жидок утащит, или прямо в доме он и сгорит. Неважно, то бишь. Васька вздохнул - тяжело, по-взрослому.
Эх, а изба-то справная... А добра в ней сколько пропадет... Вот же черти, прости Господи, ни себе, ни добрым людям. Где-то там слышались причитания хозяйки, в одночасье лишившейся и мужа, и дома, и вообще всего. Да, видать, одной неприкаянной душой на свете стало больше. Фрола Кузьмича жалко - страсть, да и им терперь идти некуда. Не в банду же...
Злое время. Злое и неправильное. И люди в него злые и неправильные становятся, уродам-то выживается легче. Сбиваются, точно звери, по цвету шкуры, и, флагами прикрываясь, разбой и насилие учиняют. Ну дык как так-то? Люди ж добрые. Так в Писании, и умные люди об этом же бают.... Странно все это. Странно и страшно.
- Миколка, лиходеи избу запалили, кажись. Нехай нехристь самовар тащит, авось хоть в пожаре не пропадет, кому-то от него польза будет. Не нашему хребту гнуться и ладно, - в этом время Васька застегивал на поясе патронташ. Ничего, все ж люди за ними, если что, пойдут, не черти, прости Господи, если что - и пристрелить можно...