Есть такое военное слово - "эвакуация". За красивым фасадом мудреного термина стоит бегство, но не абы какое, а организованное. Это вам не тикать в одних подштанниках через окно и огородами, когда с утреца на майдане вместо стройного: "Здравия желаем, ваше превосходительство!", неожиданно вразнобой забухает: "..авия..лаем...варищ...бриг!", а красноармейцы пойдут по хатам искать контру. К эвакуации готовятся заблаговременно. Составляют планы, подготавливают мощности, оповещают людей...
И все же военная эвакуация может оказаться куда тяжелее обычного бегства. Любое отступление завтра может смениться перегруппировкой и контратакой, а эвакуация - дело основательное. Раз уж ее объявили, значит пришла беда - отворяй ворота. Враг уже у порога, и остановить его командование не видит никакой возможности, а что может быть для человека хуже, чем безнадега? Через какие-то два года всё это предстоит ощутить на собственной шкуре эвакуируемым из Крыма войскам Врангеля. Полтораста тысяч русских людей поднимутся на пароходы, чтобы уже никогда снова не ступить на родную землю...
Ну а пока наши герои предпринимали что-то среднее между эвакуацией и банальным бегством. Хоть никакие планы заранее составлены и не были, но люди уходили через окошко организованно, без суеты и толкотни. Не забывая приглядывать за входом, мужчины один за другим разбирали с вешалок у двери личные вещи и оттягивались к спасительному лазу. Все сохраняли спокойствие, было видно, что компания подобралась тёртая. Между тем, разбойники себя никак не проявляли, и не пытались более взять дом штурмом. Со стороны двора доносились звуки голосов, возня, кажется, приглушенное конское ржание. Потянуло легким запахом дымка.
Троица, что успела вылезти наружу заблаговременно, подалась от окошка в стороны, давая место новым эвакуантам. Вместе с тем, Лисицкий и пацаны приглядывали за углами хаты, откуда в любой момент могли снова появиться душегубы.
От созерцания распахнутой калитки, поперек порога которой лежало недвижимое тело неизвестного разбойного мужика, Ваську отвлек тычок под ребра от Миколки:
-Гля-кося, Васек! Жидовин дядьку Фрола грабить!И верно, в оконном проеме показался начищенный медный бок самовара, а за ним озабоченная физиономия не перестающего голосить "Иван Максимыча". Воровато оглядевшись, мужчина опустил добычу на мокрую траву под окном, а затем полез вслед за ценным трофеем и сам. Пацанам казалось, что медведеподобному нехристю ни за что не протиснуться в довольно таки скромных размеров окошко, но тот проявил неожиданную гуттаперчивость, и словно салом смазанный выскользнул на свежий воздух. Оставалось только диву даваться от многочисленных талантов этого сомнительного господина.
Тем временем сердобольный Остап вернулся к вдове Фрол Кузьмича, застывшей у остывающего мужниного тела. С трудом подбирая слова, казак постарался донести до женщины и про поджог, и про разбойников, и про то, что надо ценности собрать какие ни есть, и ноги уносить. Агафья, кажется, немного пришла в себя. Лицо вдовы было искажено мукой, по морщинистым щекам катились слезы, но взгляд приобрел более-менее осмысленное выражение. Упоминание Тишки едва снова не опрокинуло несчастную женщину в пучину отчаяния:
-Господи, боже мой! Он же скотину кормить пошел! Ох лихо-лишенькооо! За что караешь, Господииии!Агафья замолчала, глотая слезу, её плечи мелко дрожали. Наконец, она подняла на Остапа заплаканные глаза и быстро заговорила:
-Помоги, казак! Не оставь душу православную без погребения. Тишеньке не поможем уже, авось схоронится где, или не тронут аспиды эти малохольного... Помоги хоть кормильца моего, Фрол Кузьмича, схоронить по-божески! Не бросай, как язычника, гореть. Помоги вытащить да схоронить, а я тебя за тот поступок христианский награжу!ссылка